В субботу рабби остался голодным
Шрифт:
— Так ему и надо, — сказал Бен.
— Идиот! Ты думаешь, я жалуюсь, что он надо мной посмеялся? Он был прекрасный молодой человек, доктор. Я только имею в виду, что никто не может сказать, кого Бог выберет первым. Я слышал, молодой Хирш умер прямо в ночь «Коль-нидрей». Он тоже был хороший мальчик, такой образованный.
— Он был пьяница, — сказал Бен.
Старик пожал плечами.
— Всегда считалось, рабби, что пьянство — это ужасно. Но вот только два дня назад я читал в еврейской газете, в той самой колонке доктора, что пьяница — это как бы больной человек. Это не его вина.
— Он наложил на себя
Старик печально кивнул.
— Это таки да, ужасно. Он, наверное, много страдал. Может быть, он не мог перестать пить. Он был образованный мальчик. Так что вы думаете — может, для него быть пьяницей было как для другого человека иметь рак!
— Вы хорошо его знали? — спросил рабби.
— Айзека Хирша? Конечно, я знал его с тех пор, как он родился. Я знал его отца и его мать. Она была прекрасная женщина, но ее муж, его отец, он был ничтожество. — Он в раздумье склонил голову набок. — А мы знаем, что надо делать, что будет правильно? Этот вот Хирш — он никогда в своей жизни и дня честно не работал. Даже когда его жена была жива, он не пропускал ни одной юбки. Говорили, что приличные женщины не хотят ходить к нему на примерку. Он их своими лапами… ну, вы меня понимаете. А когда жена умерла, он еле дождался, чтобы снова жениться. Но сын его был образованный мальчик, он поступил в колледж, получил стипендию, закончил его, и даже стал доктором — доктором философии. А я? Всю жизнь тяжело трудился и соблюдал все правила, и никто из моих четверых детей не поступил в колледж.
— Но…
— И все-таки, рабби, с другой стороны, все мои дети… у всех у них есть здоровье, и живут они хорошо, и хорошо ко мне относятся. А Айзек Хирш даже не приехал на похороны своего отца, а теперь он тоже умер. Так что не говорите.
— Теперь вы иначе относитесь к похоронам Хирша? — предположил рабби.
Губы старика сжались в твердую линию.
— Нет, рабби, сказал он. — Правило есть правило.
Глава XXVII
Окружной прокурор не сделал никакого официального заявления. Только в «Линн икзэминер» появилась короткая заметка, в которой сообщалось, что служба окружного прокурора изучает обстоятельства, при которых 18 сентября наступила смерть Айзека Хирша, Брэдфорд-лейн, 4, Барнардс-Кроссинг, и что, возможно, будет подано ходатайство об эксгумации тела.
Марвин Браун наткнулся на эту заметку, просматривая газеты во время своего утреннего перерыва на кофе, и немедленно позвонил Мортимеру Шварцу.
— Чтоб я так жил, если в этом как-то не замешан рабби, Морт. Это хитрость, это одна из маленьких хитростей рабби, можешь не сомневаться, — возбужденно заговорил он.
— Но как рабби мог добраться до окружного прокурора? И зачем ему это нужно?
— Они с шефом Лэниганом закадычные друзья, а Лэниган вхож к прокурору. А насчет того, зачем ему это нужно… Ясно, зачем: чтобы не дать нам развернуться.
— Ты имеешь в виду — с дорогой? А какое это имеет отношение к прокурорскому расследованию?
— А что, не странно разве, что мы начинаем строить дорогу, чтобы отделить ту самую могилу, которая их интересует? В газете пишут, что они собираются эксгумировать тело. Вот будет мило, если они выкопают его за нас, пока мы будем размечать дорогу! Ты не думаешь, что возникнут вопросы?
— Я все-таки не
— Что касается меня, Морт, то я и не пошевелюсь с этой дорогой, пока отсюда не уберется окружной прокурор.
— Мне лично это непонятно, но если ты так считаешь, ладно, подождем недельку.
— А как быть с заседанием правления в воскресенье? Опасно заводиться с отставкой рабби, пока не кончится эта заваруха с Хиршем.
— Вот это правильно, Марв. Ты точно уверен, что хочешь все притормозить?
— Да.
— Ладно, мы вот что сделаем: отменим заседание правления.
— А это не произвол?
— Я так не считаю. Как президент я ведь могу созывать чрезвычайные заседания?
— Конечно, но…
— Так почему я не могу отменить заседание? Вообще-то мне достаточно просто позвонить нашим и велеть им не приходить. Тогда у нас не будет кворума.
— Наверное, так лучше.
— Ну, посмотрим. А ты пока следи за ситуацией.
Браун заметил, что дверь открылась и на пороге стоит секретарша. Он с беспокойством подумал, много ли она слышала. Он вопросительно посмотрел на нее.
— Тут к вам двое, мистер Браун, — из полиции.
После смерти мужа Патрицию Хирш друзья и соседи ни на один вечер не оставляли одну. Ее приглашали к обеду, а если она чувствовала себя слишком усталой и вынуждена была отклонить приглашение, кто-нибудь заходил к ней, чтобы помочь скоротать долгий вечер. Поэтому она не удивилась, когда однажды вечером к ней наведался Питер Додж, хотя она и не видела его со дня похорон.
— Боюсь, я тебя совсем забросил, Пат. Но я был так занят подготовкой к этой поездке СБРР.
— Да я понимаю, — сказала она. — Тебе, наверное, и от своих прогулок пришлось отказаться?
Додж смутился.
— Нет, я проходил здесь несколько раз и думал зайти, но тут, кажется, всегда кто-то был…
— Это просто соседи, друзья, которые живут поблизости.
— Да, наверное, это было глупо с моей стороны. Я… я не хотел, чтобы подумали, будто я мог зайти… ну, по профессиональным причинам.
— По профессиональным причинам?
— Ну, понимаешь, твои друзья и соседи — в основном евреи, и я боялся, что они могут подумать, будто я пытаюсь тебя вернуть в лоно церкви после смерти мужа.
— Но я не меняла вероисповедания, — сказала Пат. — Нас с Айком поженил мировой судья.
— Я знаю, знаю. Глупо. Пожалуйста, прости меня.
— Тут нечего прощать, Питер.
— Нет, есть. Ты была совершенно одна, и мне надо было быть рядом — я ведь самый старый твой друг здесь, твой земляк…
Она улыбнулась.
— Ну, хорошо, Питер, я прощаю тебя.
Она похлопала его по руке, и он тут же накрыл ее руку своей.
— Расскажи мне — как ты? Я понимаю, это был ужасный удар, но теперь ты оправилась?