В сумерках. Книга вторая
Шрифт:
Александров находился в Москве. Костя, старший научный сотрудник, оставленный на хозяйстве, сообщил о неприятности Зубову и Цвингеру. Предлагал вызвать из Москвы пока одну Иру Игоревну.
– Нецелевых расходов не было, она разберется, найдет причины чудовищного недоразумения.
Костя не сомневался в том, что случившееся окажется недоразумением.
Илья Зубов торжествовал.
– Это убьет, убьет его наповал! – кричал он Цвингеру, требуя, чтобы тот немедленно звонил в Москву. – Я, как член ревизионной комиссии, приказываю тебе сообщить о выводах проверки директору. Со мной он разговаривать не станет. Звони ты.
Бениамин Аркадьевич выбрал собственный вариант – позвонил в Москву Забродину.
Результатом пьяной истерики Забродина стал обширный инфаркт, причем вовсе не у самого паникера. В больницу попал Виктор Михайлович. Во время обследования он пережил клиническую смерть. Врачи спасли его, но про качество и продолжительность жизни пациента говорили мало утешительного. Александров вернулся в Темь в конце августа, в инвалидной коляске.
К тому времени отношения с администрацией удалось урегулировать. Как оказалось, один из объектов строгой зоны не был принят на баланс, так как документы затерялись при прохождении из финансового органа в департамент имущественных отношений, а средства на ремонт и содержание поступили на счет АНО и были освоены. Нестыковку в работе двух ведомств выявила сама Ира Игоревна. Указав чиновникам на допущенную ими ошибку, она бросила все прочие дела и вернлась в столицу выхаживать мужа.
Выставку не продлили. Экспонаты из Москвы забирал Забродин. Он справился с порученной работой, поднялся в собственных глазах и, поважничав недолгое время, запил.
Местные СМИ откликнулись пространными публикациями на сообщение пресс-службы губернатора о нецелевом использовании средств бюджета в музее. Сенсацией выглядел не столько факт растраты, сколько общая сумма, направляемая из областного бюджета на нужды общественной организации. За «разоблачением» ждали возмездия. Позже об истинных причинах конфликта и его урегулировании написали мало и невыразительно. Что-то, мол, там было, да замяли, нет дыма без огня. В Теми судачили о музее, называя его «Музеем ГУЛАГа». Судачили впервые за годы, прошедшие после его создания.
Глава третья
Немецкое телевидение и русский запой
Бениамина Аркадьевича тяготили дрязги между учредителями. Теперь, когда схватка за ресурс грозила стать кровавой, он с облегчением отошел бы от сучинских дел вовсе, но музей оставался краеугольным камнем в его личной карьере. Возглавив региональное отделение международного общества «Мемориал», он дорожил статусом, который весил теперь больше, чем весь Цвингер со всем своим бэкграундом гражданского активиста и биографией парторга обанкротившегося издательства. Он вошел в попечительский совет музея вместе с такими личностями, о которых прежде мог только прочитать в книгах и в любимом журнале «Огонек». Наличие музея выделяло темский «Мемориал» из ряда прочих, порой совсем незначительных организаций. Драматургия его создания и развития закольцевала личную историю Бениамина Аркадьевича, не позволяя вышагнуть из круга, в центре которого находилось Сучино.
Продолжение карьеры он видел в сыне. Сыну он хотел бы передать бразды правления, но не скоро, а потом, когда придет время. Валентин после вуза пришел работать к отцу и прекрасно справлялся. Курировал волонтерское движение. Ежегодный лагерь под эгидой «Мемориала» работал в Сучино, и все шло прекрасно. Досадные нестыковки, когда Зубов, в пику Александрову, останавливал работы, Валентин научился
Валентин Цвингер и сейчас находился в Сучино. Если бы речь шла о рядовой экскурсии, Бениамин Аркадьевич просто позвонил бы ему, попросил подменить Забродина, безнадежно выпавшего из действительности. Но в Темь едет съемочная группа немецкого телевидения. Ира Игоревна просила Цвингера выехать на объект, чтобы подготовиться к встрече. Сама она примчится при первой возможности, но не раньше завтрашнего вечера. Цвингеру она поставила две задачи: принять-поселить журналистов и переговорить с Николаем Николаевичем Бруном. Бывший заключенный «Темь-6» в эти дни проживал в гостинице строгого участка, работал над книгой своих стихов. Музей становился чем-то вроде творческой дачи для столичной интеллигенции. Православный монархист Брун мог быть интересен телевизионщикам как сам по себе, так и своим поэтическим творчеством.
– Надо, чтобы все срослось, – просила Ира Игоревна. – Вы уж проследите!
Бениамин Аркадьевич обладал столь тонкой организацией психики, что мог бы при некотором усилии заниматься предсказанием будущего за деньги. Необходимость отбыть в Сучино привела его в нервозное состояние. Хотя причин для тревоги не было, он с самого утра знал: грядут неприятности.
В райцентре, куда он приехал на рейсовом автобусе, Цвингер взял такси до музея. Еще с пригорка, глянув на белеющую в долине вышку административного здания бывшей зоны, почуял неладное: какое-то излишнее безмолвие и покой, равный безжизненности. Никто не встретился ему на улицах поселка. Никто не работал на пилораме. Никто не вышел навстречу из штабной палатки волонтерского лагеря. У ограждения стояла подержанная «ауди», бежевая или казавшаяся бежевой от покрывавшей ее пыли.
«Дашка!» – понял Цвингер.
Зубов купил дочери автомобиль на окончание университета. И на этой почве у него с Александровым случился скандал. Даша долго выбирала «машину мечты», и как только нужная иномарка появилась у перекупщиков, Зубов продал пиломатериалы, заготовленные для восстановления аутентичного барака и больнички. Александров, узнав о сделке, потребовал деньги вернуть.
– Убью, сука, – ответил Зубов.
С тех пор учредители не общались уже несколько месяцев.
Должно быть, молодежь в этот час ушла купаться на Талву. Расплатившись с таксистом, Цвингер отогнул полог армейской палатки и шагнул внутрь, в темноту. В нос ударил неприятный, без труда узнаваемый запах. Сына Бениамин Аркадьевич нашел не сразу.
Растолкав пьяного наследника, Бениамин Аркадьевич кое-как объяснил ему, зачем нужно немедленно привести в порядок себя самого и избавиться от всей компании, полегшей на поле алкогольной брани. Валентина мутило, он пошел умываться, и, судя по долетавшим сюда звукам, его выворачивало. «Это хорошо, – подумал рассерженный папаша. – Чистка организма».
И тут проснулся друг сына Роман. Его будто пружиной приподняло. Он все слышал, все понял и, хотя еле держался на ногах, рвался в бой – провести экскурсию для немецких журналистов. Якобы у него имеется собственная разработка, одобренная самим Сергеем Михайловичем, а Сергей Михайлович – заведующий экспозиционным объектом, и компетенции у него неограниченные.