В Суздаль!
Шрифт:
– Почему, ну почему им трудно остановиться, когда все просят? Почему надо этого бояться? – И снова засмеялась.
Мнительные и неуверенные в себе люди частенько прикрывают раздражение или неприязнь эдаким противным тихохоньким смешком.
– А здесь был дождь, – вдруг прошипела она, завидев воду в придорожной канаве. – И какой!.. Точно! Здесь был ливень, сильнейший ливень. Каки-ие лу-ужи!
Помолчали.
– Да и в Суздале идёт дождь. Ну, точно – вон там, впереди тучи.
Между тем, и «вон там», и вот здесь свод небесный был так
– Боже мой! – вдруг восторженно выдохнула Люда. – Суздаль – это чудный город! Это не поддаётся описанию! Я в жизни не видела города лучше! Такие улочки, церковки кругом!.. Там русский дух! Там Русью пахнет. Русалка на ветвях сидит. Пойдёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит… – «процитировала» она. – Боже мой! Это так-кая красота!.. Сказочный город! Просто сказочный…
– Лучше Москвы, что ли? – недоверчиво осведомилась Глаша, забыв о мучившем её голоде.
– Тоже нашла красоту! – Люде такое сравнение не понравилось. Она скривила губы и возмущённо зыркнула на Глашу. – Суздаль – это… это… это – песня в камне! Я только однажды там была, но запомнила на всю жизнь. Он мне иногда снится... – Люда блаженно закатила глаза.
– Кто?! – Глаша испугалась.
– Да Суздаль! «Кто!..» – Люда опять зыркнула. – Там у них главный храм стоит на такой площади, – продолжала она, – а площадь та – зеркальная! Идёшь, самого себя видишь. Это чтоб перед тем, как в храм войти, человек на себя посмотрел бы и грехи бы свои вспомнил… И по площади той, вот прямо по зеркалам, павлины ходят! Хвосты распуши-и-или! Головами кру-у-утят! – и Люда попыталась изобразить, как ходят павлины.
– А павлины-то зачем? – удивилась Глаша. – Да они зимой перемёрзнут!
Но Люда не успела ответить, потому что в разговор вступила Таня.
– Врёшь ты, Люда! Нигде я зеркальных полов не видела. Даже в Москве до такого ещё не додумались... А тут какой-то Суздаль – и вдруг зеркальные полы. Где это они зеркал столько набрали?
– Откуда я знаю? – Люда обиделась. – Я им зеркала не укладывала. Приедешь – спроси. – Она отвернулась к окну.
– И про павлинов врёшь! – Таня покачала головой. – Не могут павлины в Суздале по улицам ходить. Даже в Москве нет павлинов. И Глашка права – перемёрзнут они зимой. Вот если бы ты сказала, что в Астрахани павлины, ну я бы ещё поверила. А вот насчёт Суздаля я сомневаюсь. Там зима-то вроде московской. Даже холоднее, наверное... Какие ж там павлины?
– Павлины, я думаю, до плюс четырёх выдерживают, – задумчиво произнесла Глаша.
– Это почему так? – не поняла Таня.
– А у меня дома мандарин в горшке растёт. Про него в книжке сказано: зимой содержать при температуре 4-6 градусов. А павлины живут там же, где и мандарины. Значит, и температуру такую же выдерживают.
– Я и говорю – в Астрахани, – уточнила Таня.
– Ну да. Пожалуй, в Астрахани павлины могут жить, – согласилась Глаша. Но тут же вспомнила, что она голодна и тяжко вздохнула:
– Так
Люда кашлянула. Таня вздохнула.
– Меня уже мутит с голода. Ну почему мы не остановились там, на той чудной полянке, в ельничке?! – это она сказала капризно. – Какие тучи над Суздалем! Портится погода. Портится... – это уже пророчески.
Глашин шелест прервала Таня:
– Хватит зудеть, Глаша. Никаких ельничков мы не проезжали. Ну зачем ты врёшь? Что ты терпение у людей испытываешь? В следующий раз никуда тебя не возьмут, дома будешь сидеть.
– И не надо! Не надо! А что я сказала-то? Ну что? – она снова возвысила голос.
Таня отвернулась и уставилась в окно. А Глаша опять зашипела:
– Какие лужи! Тучи движутся в сторону Суздаля. А там ещё свои тучи, там уже льёт. Мы приедем в самый ливень, не найдём полянки и останемся голодными! А всё почему? Потому что не захотели остановиться в том ельничке! А там – и солнышко, и сухо. Сейчас бы уже поели… – Она собралась было засмеяться, как вдруг Люда, решившая, что пора разрядить обстановку, возопила:
Курды– мурды– о-о-ой!Это была одна из доморощенных песен Люды.
Никто, включая её саму, не знает, что значат эти волшебные слова. Никто никогда не слышал этого дикого мотива, напоминающего индейский клич. Но напев производит на людей магическое действие: он не оставляет равнодушным ни единого слушателя.
– Тьфу ты, Людка! Чтоб тебя!.. Напугала, окаянная! Чего ты орёшь-то? Больше песен, что ли, не знаешь? «Курды-мурды!..» – Глаша камнепадом обрушилась на сестру. Люда пожала плечами, закрыла глаза и откинулась на подголовник.
– Ну вот, с испугу ещё сильнее есть захотела. Какой же здесь был дождь! Какой дождь! Здесь, наверное, давно такого дождя не было. А я давно так не голодала. Ну просто живот подвело. – Она зашлась своим нервным смешком. – Когда же мы наконец приедем?
Её шипение осталось безответным: Люда впала в летаргический сон, Таня сделала вид, будто ничто никогда её так не интересовало, как происходившее в тот момент за окном.
СУЗДАЛЬ 4 – мелькнул указатель.
– Ну вот, здесь ещё нет дождя, но, судя по всему, сейчас ливанёт. Да-а! Измученные мы въехали в Суздаль! – заколыхалась Глаша.
– Скажи ещё «усталые, но довольные». Чем это ты так измучена? – Тане не изменяло чувство справедливости.
– Как это чем?! Как чем? Да у меня же голодный обморок сейчас будет. Если мы не покушаем, конечно, – Глаша так разволновалась, что опять сбилась с шёпота на крик.
Когда невиновного обвиняют в преступлении, которого тот никогда не совершал, первая реакция – оправдаться, доказать свою невиновность. Но чем более упорствует обвинитель, тем менее остаётся у обвиняемого уверенности в своей правоте. Сомнения закрадываются в душу – а ну как и вправду я?