В связи с Белларозой

Беллоу Сол

– Он же не Дуглас Фербенкс, чтоб перемахивать через стены, – сказала Сорелла.

Я понимал, почему отец привязался к Фонштейну. Фонштейн сумел выжить, пройдя через самые страшные испытания за всю историю евреев. Он и по сю пору выглядел так, словно ничто, пусть даже самое страшное, не застигнет его врасплох. Производил впечатление человека незаурядной твердости. Разговаривая, он приковывал твой взгляд и не отпускал его. Это не располагало к пустой болтовне. И тем не менее в уголках его губ и глаз таился смех. Так что при Фонштейне как-то не хотелось валять дурака. Я определил его как типичного еврея из Восточной Европы. Он, очевидно, видел во мне несолидного, неуравновешенного американца еврейского происхождения, мало смыслящего в людях и беспредметно доброго: новый в истории цивилизации тип, пожалуй, не

такой плохой, как может показаться на первый взгляд.

Чтобы не погибнуть в Милане, ему пришлось по-быстрому выучить итальянский. Не желая терять времени даром, он приспособился говорить по-итальянски даже во сне. Позже, на Кубе, он выучил и испанский. Языки давались ему легко. По приезде в Нью-Джерси он вскоре бегло заговорил по-английски, но, чтобы ублажить меня, время от времени переходил на идиш: для рассказа о его европейских перипетиях идиш подходил как нельзя лучше. Я не подвергался серьезной опасности в войну – служил ротным писарем на Алеутских островах. Вот почему я внимал Фонштейну, изогнувшись (наподобие епископского посоха; я был на голову выше его): ведь из нас двоих понюхать пороху довелось ему.

В Милане он работал на кухне, в Турине подносил в гостинице чемоданы, чистил башмаки. К тому времени, когда он перебрался в Рим, он дослужился до помощника консьержа. Немного погодя он уже работал на улице Венето [8] . В городе было полно немцев, Фонштейн же свободно говорил по-немецки, и его время от времени брали переводчиком. На него обратил внимание граф Чиано, зять Муссолини, министр иностранных дел.

– Так вы его знали?

– Я его знал, он меня не знал, по имени, во всяком случае. Когда он задавал приемы и не хватало переводчиков, посылали за мной. Как-то раз он устроил банкет в честь Гитлера…

8

улица, на которой сосредоточены самые богатые магазины

– Выходит, вы видели Гитлера?

– Вот и мой сынок говорит: «Папка видел Адольфа Гитлера». Я стоял на одном конце большого зала, Гитлер на другом.

– Он произнес речь?

– К счастью, я был далеко от него. Не исключено, что он и сделал какое-то заявление. Он поел пирожных. На нем была военная форма.

– Да, мне попадались фотографии приемов, на которых у него вид чинный-благородный, так что не подкопаешься.

– Скажу одно, – продолжал Фонштейн, – у него не было ни кровинки в лице.

– Не убил никого в тот день?

– При желании он мог убить любого, но не на приеме же. Я был счастлив, что он меня не заметил.

– Да и я, наверное, был бы ему благодарен, – сказал я. – К человеку, который мог бы тебя убить, но не убил, пожалуй что, можно проникнуться любовью. Жутковатой любовью, но тоже своего рода любовью.

– Он бы до меня все равно добрался. Все мои беды пошли с этого приема. Полиция устроила проверку документов, документы у меня были липовые – ну меня и замели.

Мой отец, поглощенный своими конями и ладьями, не поднял головы, зато Сорелла Фонштейн – она восседала весьма величаво, что вообще свойственно дебелым дамам, – сняла пенсне (она переписывала кулинарным рецепт) и включилась в разговор – очевидно, ее мужу в этом месте нужна была поддержка.

– Его посадили в тюрьму.

– Понятно.

– Ничего себе понятно, – сказала моя мачеха. – Кто его спас, никому не угадать.

Сорелла – она преподавала в ньюаркской школе – сделала типичный учительский жест. Подняла руку, точно собиралась пометить галочкой предложение, написанное на доске учеником:

– Вот отсюда и начинаются чудеса. Вот тут-то и вступает в дело Билли Роз.

Я сказал:

– Билли Роз был в Риме? Чем он там занимался? Вы говорите о том самом Билли Розе с Бродвея? Приятеле Деймона Раньона [Деймон Раньон (1884-1946)

– американский журналист и писатель], муже Фанни Брайс? [Фанни Брайс (1891-1951) – американская актриса, певица; ее биография легла в основу фильма «Смешная девчонка"]

– Он ушам своим не верит, – сказала мачеха.

В фашистском Риме сын ее сестры, ее плоть и кровь, своими глазами видел на приеме Гитлера; Билли посадили в тюрьму. Он был обречен. Римских евреев вывозили на

грузовиках за город и расстреливали в пещерах. Но его спасла нью-йоркская знаменитость, человек с именем.

– Уж не хотите ли вы сказать, что Билли руководил подпольной операцией в Риме? – спросил я.

– Какое-то время он возглавлял итальянскую подпольную организацию, – сказала Сорелла.

Вот тут-то мне и потребовалось посредничество кого-нибудь из американцев. Тетя Милдред английским владела весьма относительно, кроме того, она была нудная дама, неповоротливая во всех смыслах, полная противоположность моему отцу, торопыге и живчику. Милдред густо посыпала себя пудрой, подобно струделям своего изготовления. Никто не пек струделей лучше ее. Но, разговаривая, она опускала голову. У нее тоже была тяжелая голова. Так что пробор в ее волосах приходилось наблюдать чаще, чем лицо.

– Билли Роз сделал и много хорошего, – сказала она – руки ее покоились на коленях. По воскресеньям она нацепляла зеленое расшитое стеклярусом платье.

– Этот тип? Просто не верится! Тот самый, что без конца ставил «Водные феерии»? [9] Он спас вас от римской полиции?

– От нацистов. – И опять мачеха опустила голову. Вот и понимай как знаешь ее крашеные разделенные пробором волосы.

– Откуда вам это известно? – спросил я Фонштейна.

– Я сидел в одиночке. В те годы, похоже, все европейские тюрьмы были забиты до отказа. И вот как-то к моей камере подошел незнакомый человек, обратился ко мне через решетку. И ты знаешь, я подумал, не иначе как он от Чиано. У меня мелькнула такая мысль, потому что Чиано мог послать за мной в гостиницу. Он рядился в пышные мундиры, расхаживал, положив руку на заткнутый за пояс кортик, – что да, то да. Любил актерствовать, но мне казалось, что он не без понятий. Обхождение у него было приятное. Вот почему, когда тот малый остановился у моей камеры и уставился на меня, я подошел к решетке и спросил: «Чиано?» Он помахал пальцем и сказал: «Билли Роз». Я не мог взять в толк, что он имеет в виду. И одно это слово или два. Мужчина это или женщина? А итальянец передал мне такое распоряжение: «Завтра вечером, в то же время, твою дверь оставят открытой. Выйди в коридор. Все время поворачивай направо. Никто тебя не остановит. Тебя будет ждать в машине наш человек, он подбросит тебя к поезду на Геную».

9

Билли Роз ставил «Водные феерии» на выставке 1937 г. в Кливленде, на Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 и 1940 гг. и на выставке в Сан-Франциско в 1940 г.

– Быть того не может – этот пройдоха! Неужели у Билли была своя подпольная организация? – спросил я. – Небось насмотрелся на Лесли Хоуарда в «Алом цветке» [10] .

– На следующий вечер тюремщик не замкнул мою дверь после ужина, и, когда коридор опустел, я вышел. Ноги у меня были как из ваты, но я понимал, что меня собираются депортировать, СС орудовало вовсю, поэтому я открывал одну дверь за другой, поднимался, опускался и в конце концов очутился на улице, там меня уже поджидала машина – привалясь к ней, стояла, переговаривалась обыденными голосами кучка людей. Я подошел к машине, водитель втолкнул меня на заднее сиденье и отвез в Трастевере [11] . Он снабдил меня новым удостоверением личности. Сказал, что меня не станут разыскивать: мое досье целиком выкрали из полицейской картотеки. На сиденье лежали приготовленные для меня пальто и шляпа, водитель дал мне адрес гостиницы в Генуе, на набережной. Туда за мной пришли. И переправили в Лиссабон на шведском пароходе.

10

Лесли Хоуард (1893-1943) – английский актер и режиссер; в фильме «Алый цветок» (1935), поставленном по роману баронессы Окси (1865-1947), исполнил роль главаря кружка молодежи, спасающей жертв террора во время Французской революции

11

в те годы Трастевере был районом бедноты