В те дни на Востоке
Шрифт:
– Осталось пятнадцать минут, идемте, – сказал Воронков, взглянув на часы.
Выходя из столовой, они встретили Быкова. На боку у него висел противогаз, на рукаве – красная повязка.
– Что нового, товарищ дежурный? – спросил у него Воронков. – Какие вести с фронта?
– Существенных изменений не произошло. Бои местного значения, – не останавливаясь, сообщил Илья Васильевич.
– Знаем мы эти «бои местного значения», – рассуждал Воронков. – Видно, наши готовятся
– А чем, думаете, здесь кончится? – спросил Анатолий.
– Когда две враждебные армии стоят друг против друга, то добром не кончится…
В тамбуре, перед входом в казарму, раскуривали солдаты. Увидев офицеров, они расступились. Воронков остановился, Арышев прошел в ротную канцелярию. Открыв фанерную дверь, он увидел двух своих солдат, которые стояли перед старшиной – приземистым, широколицым. Заложив руки за ремень, Целобенок зычно отчитывал:
– До яких пор будете воинску дисциплину нарушать? Карантин давно закончился. Пора за ум браться. А то що таке: на хвиззарадку опаздывають, постели не заправляють…
Бойцы молчали, опустив головы. Это были «рязанские ребята», как их прозвали товарищи. Один высокий, белобрысый – Данилов, другой коренастый, раскосый – Вавилов. Они уже давно поняли свою» вину, но Целобенок не успокаивался.
– Теперь з вас другой спрос. Стал у строй, значит, стий и не во-рущись. Муха на нос села, а ты стий и не ворушись. Слухай, що командир каже. А раз вин каже, стало будь, и приказует…
Старшина читал эту мораль не столько для солдат, сколько для нового офицера, чтобы показать свою власть.
– Це з вашего зводу, товарищ лейтенант. Треба их строго наказать.
«Что это: приказ или добрый совет молодому офицеру?»– подумал Арышев.
– Хорошо. Я разберусь, – ответил Анатолий и отпустил бойцов. Целобенок недовольно проворчал:
– Зря вы их балуете. Потом плакать будете.
– Позвольте мне делать так, как я нахожу нужным! – отрезал Арышев и вышел из канцелярии.
«Зануда! Привык поучать солдат и сержантов. Теперь хочет, чтобы и офицер под его дудку плясал. Не выйдет! «Муха на нос села, а ты стий и не ворушись».
В длинной казарме с двухъярусными нарами было тесно. В окошко лился полосой свет, пронизывая пелену табачного дыма. Около курящих Арышев увидел старшего сержанта Старкова, который скомандовал «смирно» и доложил, что взвод готовится к занятиям.
– Здравствуйте, товарищи!
В ответ послышались слабые, разрозненные голоса. Арышев снова поздоровался. На этот раз бойцы ответили дружнее.
– Приветствовать не умеете, а вот раскуривать в казарме научились.
Старков неприятно поморщился.
–
Арышев увидел молодого солдата, подпоясанного тонким брючным пояском. Подойдя к нему, спросил, где у него ремень. Степной вытянул руки по швам, быстро отрапортовал:
– Пропал, товарищ линтинант! Все обыскал, нету-ка.
– Из какого отделения?
– Сержанта Веселова.
– Вызовите ко мне Веселова.
Степной мигом привел высокого, ясноглазого сержанта. Хромовые сапоги, широкий ремень, пышные волосы, выбившиеся из-под пилотки, делали его похожим на офицера.
Веселов редко ходил на занятия. До обеда что-нибудь оформлял в ленинской комнате по распоряжению командира роты. Затем отправлялся в клуб, где играл на баяне, разучивал с товарищами песни для выступления в концерте. Пользуясь привилегиями у полкового начальства, он чувствовал себя независимым в роте.
Осуждать сержанта в присутствии солдат было неэтично. Арышев прошел с ним в ленкомнату.
– Вы что, сверхсрочник?
Веселов игриво хмыкнул:
– Пока нет.
– Тогда по какому праву носите длинные волосы?
– По праву участника самодеятельности. Есть разрешение майора Дубровина.
По тону сержанта можно было понять: «Напрасно стараешься, лейтенант! Зубы поломаешь.».
– А почему не выполняете свои обязанности? Ваши бойцы опаздывают на физзарядку, нарушают форму одежды.
– Потому что у меня есть другие дела.
– Но от обязанностей командира отделения вас никто не освобождал.
– Официально нет, а фактически…
– Так вот идите сейчас, готовьте людей к занятиям. Веселов развел руками.
– А как же с самодеятельностью? Мне нужно в клуб.
– В клуб пойдете после обеда, а сейчас – на занятия. Ясно?
– Ясно, – нехотя козырнул сержант.
Когда Арышев вышел из казармы, Старков уже построил взвод. Лейтенант окинул строй, недовольно проговорил:
– На тактические занятия собрались. А где противогазы, лопатки, боеприпасы? Сейчас же взять!
У пирамиды, куда вернулись за оружием бойцы, шел говорок:
– Оказывается, лейтенант – службист.
– Видали мы огни, и воды, и медные трубы.
– А теперь попали черту в зубы…
В район занятий взвод шел молча. Настроение у бойцов было невеселое.
– А ну-ка песню, товарищи! Чего приуныли? – решил ободрить их лейтенант.
– Степной, запевай! – крикнул Старков.
Солдат несмело затянул. Его недружно поддержали, и песня тут же заглохла.
Арышев был обескуражен.
– Вас что, сегодня не кормили? Или вы всегда так поете?