В те дни
Шрифт:
Святые отцы лишились больших прибылей. Сначала они пытались вернуть постояльцев, взывая к богу и всем святым, а затем, отчаявшись получить помощь от небес, обратились за содействием к полиции. Оттуда немедленно прислали в район общежития усиленные наряды полицейских, вооруженных дубинками и нагайками. Кое-кого из подмастерьев поймали и избили до полусмерти. Но ребят это не испугало, они держались стойко.
Пришлось ксёндзам идти на попятную. В общежитии провели водопровод, застеклила окна, оштукатурили стены. Плату за проживание
Но самое важное заключалось в другом. Подмастерья, прежде покорные и пришибленные, почувствовали свою силу. В них проснулось классовое чувство, они понесли на предприятия, где работали, дух борьбы и неповиновения хозяевам. 'У нашей ячейки появилось много друзей на фабриках и в мастерских. И мы, разумеется, воспользовались этим для дальнейшего развёртывания революционной работы.
Словом, ячейка уже проявила себя. Вот почему райком доверил нам теперь важное дело.
— Товарищи! Сегодня ночью нам предстоит выполнить одно задание.
Все слушают меня с напряжённым вниманием. Они чувствуют: предвидится что-то серьёзное.
— Вспомните, какое сегодня число… — продолжаю я.
— Тридцатое апреля, — раздаётся из соседней комнаты. — А завтра — Первое мая — всемирный пролетарский праздник.
— Это опять Серёжка, — виновато отвечает Пётр на мой немой вопрос. — Никак его из дому не выгнать!
— Ну, если ты со своим младшим братишкой справиться не можешь, то что от тебя ожидать… — иронизирую я.
Пётр беспомощно разводит руками:
— Ты и сам знаешь, какой он.
О, да! Хотя я редко вижу этого веснушчатого, вихрастого мальчугана, но отлично знаю его беспокойный характер. Каждый раз, когда я прихожу к Петру, его голос из соседней комнаты отравляет мне настроение. Серёжка вовсе не хулиганит, не кричит, не безобразничает. Наоборот, он ведёт себя вполне благопристойно. Он тихо сидит в другой комнате, очень внимательно прислушивается к нашим разговорам и подаёт голос только тогда, когда я спрашиваю Петра о чём-либо или сам задумываюсь над сложным вопросом.
При этом Серёжка нередко ставит меня в неудобное положение. Однажды в разговоре с Петром я неточно назвал дату рождения Карла Маркса. Тотчас же Серёжка из соседней комнаты громко исправил мою ошибку. Пётр заулыбался, а я покраснел, как варёный рак.
А на прошлой неделе произошло вообще из ряда вон выходящее событие. Ячейка собралась на квартире у Петра. Мы были уверены, что Серёжки дома нет. Пётр и Андрей своими глазами видели, как он ушёл. Стали обсуждать, где спрятать на ночь солидную пачку листовок. И вдруг снова раздался Серёжкин голос.
— Надо положить за жестяные вывески магазинов. Я там всегда рогатки храню…
Конечно, Серёжку немедленно выставили на улицу. Но его совет пришёлся очень кстати. Признаться, я, как руководитель ячейки, почувствовал себя при этом не совсем
Этот двенадцатилетний парнишка всегда в курсе всех событий, знает всё, что делается в мире. Откуда? Пётр говорит, что Серёжка день и ночь просиживает за самодельным детекторным приёмником, настраиваясь на московскую волну.
Беспокойный мальчуган, что и говорить! Одно только хорошо, Серёжка никому, даже матери, ни слова не говорит о том, что слышит. В этом отношении на него можно положиться. Нем, как рыба!
Это хорошо знают и члены нашей ячейки. Вот почему они вступаются за Серёжку.
— Бог с ним, пусть слушает… Рассказывай же дальше, что за задание.
Но я не уступаю. В конце концов, это грубое нарушение конспирации. Так никуда не годится.
— Нет! Ни слова больше, пока Серёжка здесь!
Пётр вытаскивает из другой комнаты упирающегося Серёжку. Вихры торчат во все стороны. Брови насуплены, в глазах одновременно насторожённость и безграничное любопытство.
Мы все принимаемся его уговаривать:
— Иди на улицу, поиграй… Охота тебе сидеть в душной комнате в такую погоду.
Серёжка ничего не отвечает. Он только дуется и сопит. Мне в голову приходит блестящая идея:
— Послушай-ка, дружок, — говорю я заискивающим тоном. — В «Сплендид-паласе» новый фильм идёт: «Франкенштейн». Интересный какой! Про искусственного человека. Хочешь пойти?
Хоть Серёжка смотрит на меня всё ещё косо, но чувствую: клюнуло! Он заинтересовался.
— Ну, хочу… — медленно выговаривает он. — А денег-то у меня всё равно нет.
— У кого есть мелочь?
Выкладываем на стол всё содержимое наших карманов. Тут целое богатство. Набирается не только на билет в кино, но ещё и на леденцы.
У Серёжки загораются глаза. Для солидности он ломается ещё немного, а затем, схватив картуз, исчезает. Все облегчённо вздыхают.
— Ну, рассказывай, — с нетерпением просят ребята. Я продолжаю:
— Сегодня ночью нашей ячейке предстоит расклеить плакаты с первомайскими лозунгами. Разделимся на две группы. Каждая группа получит свой участок. Тех, кто не может участвовать сегодня в практической работе, прошу сказать сейчас. Предупреждаю: дело связано с большим риском. На улицах, несомненно, будет много шпиков… Ну, ребята, кто не пойдёт на задание?
Все молчат. Внимательно всматриваюсь в лица, Пётр, как всегда улыбается. Этот пойдёт на любое дело. Чем опаснее оно, тем с большей охотой.
Костя смотрит на меня, словно укоряет за вопрос. Юрис, Андрей…
Да, все они пойдут обязательно.
А вот Ирма, как она? Пожалуй, не надо её брать. Она ещё очень молода. К тому же сравнительно недавно вступила в союз.
— Ирма! Тебе придётся…
Она вся вспыхивает и обрушивается на меня:
— …Остаться дома, да? И это говоришь ты, подпольщик, комсомолец! Выходит, ты только на словах за равенство женщины с мужчиной.