В театре и кино

Бабочкин Борис Андреевич

Можно сказать, что в этом коротком диалоге, как в капле воды, отражается борьба двух основных направлений философии, двух противоположных мировоззрений -идеализма и материализма. Большой художник слова, основоположник пролетарской литературы, Горький в образах Рюмина и Марьи Львовны нашел как бы реальное воплощение этих двух борющихся, взаимно исключающих мировоззрений. Пустой фразер, ничтожный бездельник, благополучный мещанин Рюмин - и живой, полный чувств, действительно тонкий и умный человек Марья Львовна встречаются в этом эпизоде как непримиримые враги. Между ними не может быть никаких соглашений, никакого перемирия, никаких компромиссов.

Как же нужно играть эту сцену

актерам? Вот так, как она написана, впрямую, в лоб! Нужно только, чтобы Марья Львовна не тратила слишком много энергии на своего хлипкого противника. Этот эпизод является началом философской линии пьесы, и надо, чтобы в спектакле, полном бытовой правды, он прозвучал во всю свою философскую силу, раскрывая сущность отвлеченных идей, заключенных в "Дачниках". Думаю, что сцена приобретет большую ясность, если будет кончаться репликой Марьи Львовны: "А вы

постарайтесь возвести случайный факт вашего бытия на степень общественной необходимости, - вот ваша жизнь и получит смысл...". Тогда за этими словами сразу последует вопрос Марьи Львовны о Власе и ее уход в кабинет Басова.

Марья Львовна уходит, чтоб прекратить ненужный разговор с Рюминым. Выход же Юлии Филипповны и Калерии целесообразно перенести в конец акта, непосредственно к чтению "Эдельвейса". Это сделает вторую половину первого действия более компактной.

Я принципиально не считаю текст даже такого автора, как Горький, неприкосновенным. Уверен, что если бы мне довелось встретиться с Алексеем Максимовичем как с автором при постановке спектакля, то доказать ему целесообразность таких незначительных изменений в конструкции пьесы было бы нетрудно. Уверен я также и в том, что Горький не возражал бы и против некоторых сокращений в тексте, если они не искажают смысл, а только ускоряют действие пьесы.

После отвлеченной темы предыдущего эпизода появление доктора Дудакова возвращает нас в область житейской прозы. И сразу же очень интересно намечаются его отношения с женой и резкая, почти полярная разница в их характерах.

Входя из коридора, Дудаков говорит: "Мое почтение,

извините... Ольга, ты здесь? Скоро домой?". Поздоровался, спросил жену то, что нужно было спросить, как и следует простому, может быть, несколько угрюмому, не очень любезному, но вполне нормальному человеку.

"Хоть сейчас. Ты гулял?" - тоже коротко и как будто бы нормально отвечает Ольга. Но такой человек, как она, разовьет подтекст этой реплики до размеров монолога. Здесь будет показана и ее покорность мужу, и заботы о нем, и желание ободрить его, такого усталого, замученного и, главное, будет показано всем присутствующим, что она, Ольга, не обычная женщина, а наиболее тонкая и деликатная из всех живущих на земле. На Дудакова это обстоятельство не производит должного впечатления. У него - дело к Рюмину.

Дудаков ругается: "Это насчет колонии малолетних

преступников. Они опять там накуролесили... черт их дери! Бьют их там... черт побери!" И дальше: "И сегодня

неприятность... Этот осел, голова, упрекает: неэкономно!

Больные много едят, и огромное количество хины... Болван!.. Ведь не пожираю я эту хину сам? Терпеть не могу хины... и нахалов..."

Если не очень вслушиваться в смысл слов Дудакова, то из его речи обязательно запомнятся: "черт их дери", "черт побери", "осел", "болван", "нахалы". Терминология весьма решительная у этого интеллигента! Это - характер!

Для Ольги, очевидно, все это довольно привычно, вероятно, дома она тоже прибавит еще много новых эпитетов в адрес головы и малолетних преступников, но здесь, на людях, она продолжает свою линию: "Стоит ли, Кирилл, раздражаться из-за таких мелочей? Право, пора привыкнуть".

Видите, сколько здесь покорности судьбе? Но Дудаков никак не понимает всех этих тонкостей. Он долбит свое: "...что значит - привыкнуть?.. К чему?". И так далее.

Последние слова монолога: "У меня нет частной практики, и я не могу бросить это дурацкое место..." - звучат уже совсем устало. И вот здесь-то как раз и развертывается во всю ширь Ольга Алексеевна: "Потому что большая семья? Да, Кирилл? Я это не однажды слышала от тебя... и здесь ты мог бы не говорить об этом... Бестактный, грубый человек!". Это сказано со сдержанными рыданиями в голосе, но как только Варвара пытается успокоить ее, Ольга взвизгивает и устраивает классическую истерику. Это не мешает ей, на мгновенье совершенно успокоившись, накинуть на плечи шаль и только тогда возобновить истеричные рыдания, звучащие через безукоризненно правильные интервалы. И если радостный смех Сони и Зимина долго раздавался под окнами, то теперь так же долго слышатся из леса точно разыгранные по нотам рыдания Ольги Алексеевны.

На сцене - полный конфуз и смущенье. Вместо того чтобы идти за женой в лес, Кирилл Акимович сунулся в комнату Калерии, - от смущения он ошибся дверью и столкнулся там с Юлией, Замысловым и Калерией, выход которых, как я уже говорил, лучше перенести сюда, в конец акта. Тогда новый эпизод - "Эдельвейс" - начнется в контрасте с предыдущим, как одна из наиболее мажорных сцен первого действия. Юлия Филипповна и Замыслов, продолжая линию активно развлекающихся людей, организуют чтение стихов под музыку. Все это весело, интересно, забавно. После соответствующих довольно комических приготовлений раздается мощный аккорд рояля и вдохновенно звучат первые слова "Эдельвейса".

Калерия преображается, у нее горящие глаза, властная поза. Она - мастер, хозяин положения, она держит в руках аудиторию. Все захвачены ее чтением, все попали под обаяние музыки, все слушают, не шелохнутся. "...И холодный покров тишины, опускаясь с небес, обнимает и ночью, и днем -одинокий цветок - Эдельвейс". Ремарка Горького: "Пауза. Все, задумавшись, молчат. Далеко звучат трещотка сторожа и тихий свист. Калерия, широко открыв глаза, смотрит прямо перед собой". Содержание и тон ремарки доказывают, что никакой пародии и карикатуры из стихотворения Калерии Горький делать не хотел. И дальнейший текст говорит о том, как захвачены силой и поэзией этой вещи все: и Юлия, и Замыслов (у которого уже рождается режиссерская идея - он режиссер всех дачных любительских спектаклей), и даже Влас.

Сцена прерывается стремительным появлением взволнованной, возбужденной Саши: "Господин Шалимов

приехали". Это - начало заключительного эпизода акта. В дом приехал знаменитый писатель, громадное имя, властитель дум!

Горький пишет выразительную и обязательную ремарку: "Общее движение".

Женщины поправляют прически, мужчины принимают скромные и достойные позы, Влас на цыпочках отходит к кабинету и, остановившись на пороге, с комическим любопытством смотрит оттуда на входную дверь. И вот он появился - человек, которого так ждали, лев вышел на арену. Он оглядел находящихся в комнате. Может быть, его привлекло самое яркое пятно - Юлия Филипповна, и он обращается к ней: "Я имею удовольствие видеть...". Но хозяйка - Варвара, и взволнованно, прерывающимся голосом, "тихо, не сразу", как написано в ремарке, она произносит: "Пожалуйста... прошу вас...". Шалимов снимает перед ней шляпу. "...Сергей сейчас придет..." - говорит Варвара, и в голосе ее слышатся нотки удивления и разочарования: герой ее юности обрюзг, облысел, он совсем не похож на того необыкновенного человека, образ которого так ярко запечатлелся в ее душе...