В театре и кино

Бабочкин Борис Андреевич

То, что происходит в драме, отвратительно, а спектакль так отполирован, что в нем забываешь о звучании страшных вещей".

Я могу добавить уже со своей стороны, что в известной степени эти же самые упреки звучали в адрес постановщика спектакля еще пять лет назад, когда Художественный совет Малого театра принимал и обсуждал спектакль.

Но, вне зависимости от критических замечаний прессы в адрес спектакля "Власть тьмы", он имел в Париже большой и заслуженный успех, и явно несправедливой, злобной была рецензия, которую поместил французский официоз "Ле монд". Сравнивая "Власть тьмы" Малого театра с "Нашим Миланом"

итальянцев, Б. Пуарэ-Дельпешномэи пишет:

"В то время как в "Пикколо" Джорджо Стрелер обновляет поэзию и критическую силу старого реалистического фельетона. Московский Малый театр ревниво сохранил в темной глубине драмы Толстого ее натуралистическую фактуру, ее высокопарное начало; все - как во времена Щепкина... и Антуана [?!]. Отсюда идет роскошь старомодной гравюры, напечатанной на глянцевой бумаге календаря. Что-то вроде "Ангела" Милле в цветном кино. Что касается актерской игры, то она также показатель всего наиболее грубого, искусственного, напоминающего немой кинематограф с его многословной банальностью..."

Не замечая противоречия, критик из "Ле монд" буквально на следующей же строчке очень хвалит актеров, особенно Доронина, Ильинского и Блохину, но резюмирует опять "за упокой", утверждая, что "Власть тьмы" - богатое свидетельство наивности и натурализма, которые вменяются в обязанность и успешно увековечиваются в России".

Несмотря на эту неквалифицированную ругань (автор называет пьесу Толстого мелодрамой и считает, что Щепкин и Антуан жили в одно время), мы все-таки можем надеяться, что "Власть тьмы" надолго запомнится парижанам и что замечательные актеры Малого театра подняли высокий престиж советского искусства на новую ступень.

Что касается "Коллег" Аксенова и Стабового, то здесь дело обстояло проще. Оказалось, что спектакль почти понятен французам, даже если бы шел без перевода. Мне говорили многие, что "Коллеги" явились для них полной и притом приятной неожиданностью. (Кстати, это же пришлось мне потом слышать и в Праге, и в Братиславе.)

Французский врач, который предупредил меня, что вообще не любит театра, подошел ко мне после спектакля и выражал свои восторги уже с полной непосредственностью: он пытался доказать мне, что все это очень похоже и на Францию. Те же проблемы. Та же молодежь. Та же дружба. А сцена в сельской больнице "вполне могла бы произойти во французской деревне".

Эльза Триоле, Луи Арагон, Жорж Сориа провожали меня по улице от выхода из зрительного зала до артистического входа за кулисы и все жали мне руки, и лица у всех были растроганные и довольные. После спектакля в артистических уборных - целая толпа, нельзя протолкнуться; рукопожатия, благодарности на русском и французском языках, цветы, дружеские объятия.

Но всеобщим вниманием сразу завладел старик-эмигрант, который обратился к нам с целой речью, спичем или даже докладом. Этот худой человек в старомодном костюме, который с годами стал ему страшно велик, с каким-то удивительным достоинством в голосе, с интонациями старого профессора стал говорить о том, что он, вероятно, самый давний поклонник Малого театра из тех, кто еще живет на земле; он хорошо помнит и Ермолову, и Федотову, и Яблочкину, и так далее.

Он очень рад, просто счастлив увидеть, что культура Малого театра, с одной стороны, полностью сохранилась, а с другой, -приобрела новые и очень ему приятные черты сдержанности, целомудрия

в проявлении чувств. Он также рад, что судя по пьесе лучшие черты русского демократического студенчества сохранились полностью, и побывав на "Коллегах", он как бы побывал на родине, узнал ее и обнял. Речь была произнесена тоже сдержанно, несколько важно, но видно было, что эта сдержанность старику дорого стоит.

"Французы считают, - продолжал он, - что мир обязан своей культурой Франции. Это заблуждение и самомнение. Культурой мир обязан России. Ваш спектакль еще одно этому доказательство. Я - эмигрант. Эмиграция исчезает просто физически, по возрасту. А культура русская живет и будет жить всегда, и за эту культуру большое вам русское спасибо".

Старик был и жалок, и трогателен, и важен одновременно. Во всяком случае мы увидели искреннего человека, который нашел нужные и, вероятно, для него очень важные, а для нас очень приятные слова. Кто он, никто из присутствовавших не знал. Ему ничего от нас не нужно было. Я думаю, что мы все запомним этого старого русского интеллигента, который не назвал себя, не навязывался к нам в друзья, он произнес свою речь и торжественно и одиноко ушел из театра...

21 июня, когда "Коллеги" шли в последний раз, они сделали самый большой сбор за все время гастролей. Кстати, о сборах. Аншлаги в Театре наций практически невозможны. Этот театр не преследует никаких коммерческих целей, и на каждый спектакль приходит большое количество публики, приглашенной бесплатно. Театр может быть полон, как, например, было на премьере, а сбор будет совсем маленький, -в продажу пошли только места, оставшиеся после того, как разосланы были все приглашения. Успех "Коллег" в Париже был таким, что, я думаю, мы могли бы их играть ежедневно в течение нескольких месяцев. В оценке спектакля пресса была еще более единодушна.

"Новое советское поколение" - так назвал свою статью в "Юманите" Ги Леклерк. Он пишет:

"Пьеса Аксенова и Стабового - неоценимый документ о сегодняшнем дне Советского Союза. Прежде всего документ театральный. Что спектакль больше похож на отрывки романа, чем на пьесу в собственном смысле слова, что диалог, пожалуй, слишком распространен, что некоторые ситуации кажутся слишком условными, что некоторые события только намечены - все это очевидно. Но - и именно здесь вторгается документ - в "Коллегах" есть прежде всего очень интересные

поиски, которые свидетельствуют о желании освободиться от сценического конформизма, найти новые средства сценической выразительности: простой, яркий,

освобожденный от всяких шаблонов язык; мизансцены (Бориса Бабочкина) свежие, в них остроумно использована вертящаяся сценическая площадка и проекционные декорации; исполнение - еще более юное, свежее, живое, динамичное -вызывает симпатию.

Но самое важное, что это - документ о современном этапе жизни советского общества... Двойное столкновение - идей с реальностью каждого дня, стариков с молодежью - сообщает произведению, может быть, слишком многословному, но такому правдивому, такому смелому, особый интерес и обаяние. Несмотря на свои несовершенства, оно дает нам возможность предчувствовать, что должен быть, что уже есть советский гуманизм; он раскрывается в новой манере касаться новых проблем в безбоязненном показе отрицательных сторон вещей, в отсутствии малейшей погрешности против истины..."