В тебе моя жизнь...
Шрифт:
— Ах, быть может, лучше следующего дня вечером? — проговорила она, слегка кокетничая. — Тут и места-то мало…
Но ее стали просить остальные гости, присоединив свой голос к просьбе штабс-капитана, и она уступила им, передав веер подоспевшему лакею.
— Кто ведает, что случится следующим днем? — усмехнулся штабс-капитан, принимая руку Марины. — Быть может, не будет более такой возможности.
— Типун вам на язык, Василий Иванович! — тут же бросила сыну Авдотья Михайловна, обмахиваясь веером.
Барышня Спицына, сидевшая за фортепьяно, заиграла мазурку, и штабс-капитан повел Марину в танце. Ах, как же давно она не танцевала, подумала Марина, скользя по
Она старалась ныне не смотреть по сторонам, на гостей, что следили за каждым движением танца, знала, что стоит ей поймать взгляд Сергея — тут же собьется с шага. Оттого и позволила себе взглянуть на него лишь в конце, раскрасневшаяся, улыбающаяся, немного смущенная тем удовольствием, что получила от мазурки. Загорский смотрел на нее с таким огнем в глазах, что у нее вдруг пересохло в горле, и задрожали колени. Но в этот миг ее внимание отвлек на себя штабс-капитан, который, как и следовало, прикоснулся губами к ее руке.
— D'eesse! D'eesse! [595] Питаю себя надеждами, что и следующего дня на рауте вы подарите мне мазурку.
— Il se peut [596] , — улыбнулась Марина. Она улучила момент и снова взглянула на Загорского, и тот поймав ее взгляд, легко поклонился ей. Но той страсти, того желания, что она уловила тогда, уже не было в его глазах, снова вежливая отстраненность. Зато этот мимолетный обжигающий взгляд уже успел опалить ее огнем желания — она явно чувствовала, как в ее теле поднимается волна, медленно, постепенно, захватывая ее все более и более, заставляя ее сердце нестись чуть ли не галопом в груди.
595
Богиня! Богиня! (фр.)
596
Быть может (фр.)
Раев-Волынский, заметив этот обмен взглядами, поспешил извиниться перед барышней Спицыной, которую занимал беседой в этот момент, и подойти к Марине. Он осыпал ее комплиментами ее грации и ее несравненной красоте, а после завел беседу о предстоящем pique-nique, о рауте следующим вечером, вымаливая у нее вальс и неспешный котильон. Но он ясно видел, как она вдруг стала холодна с ним, и это вызвало в нем приступ злости. Все этот князь! Черт его принес именно сейчас, когда Марина уже была готова для ответного отклика! Быть может, поведать ей эту пикантную сплетню, что Раев-Волынский слышал пару месяцев назад во время своего визита в столицу, за карточной игрой. Но нет, пока ему только во вред себе же самому показывать, на что он готов пойти ради достижения цели. Покамест он прибережет эту весть для другого случая. Ведь вон как она холодна не только с ним, но и с Загорским, что подошел к их маленькому кружку пожелать собравшимся bonne nuit. Вежливо подала руку, глядя на подошедшего лишь мельком, будто поскорее желала завершить это прощание. Только слегка покраснела после того, как Загорский ушел к себе, поджала раздраженно губы на миг. О, да, Раев-Волынский все подмечал!
Только вот не заметил он, как поднося руку Марины к губам, Сергей погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Легкое и мимолетное касание, но оно разбередило ей душу. Оттого-то
Но нет, ладонь как ладонь, осмотрела она свою руку, когда Таня помогала ей с платьем. Ни единого внешнего следа, только в ее душе, только там.
Марине не спалось. То ли от духоты, что предвещала дождь нынче ночью, то ли от того, что ее глупое сердце колотилось в груди так, словно она пробежала от усадебного дома до самой границы имения. Неужто она была права в своих подозрениях? Сергей был так отстраненно вежлив с ней ныне, так холоден. Неужто он действительно позабыл ее? В любой огонь надо подбрасывать поленья, чтобы горел непрерывно ярко, а уж в огонь любви тем паче…
Внезапно на подоконник ее распахнутого в сад окна опустился большой букет цветов, что явно были сорваны с кустов паркового комплекса. Дивные светло-розовые розы наполнили сладким ароматом тяжелый воздух. Марина тут же метнулась к окну, едва не запутавшись в подоле капота. Она еще со своего места в отдалении заметила мужскую широкоплечую фигуру и светлые волосы. Ее сердце стучало чуть ли не в ушах от волнения. Что ему сказать? Как он поведет себя нынче, когда весь вечер был так хладен к ней?
Она протянула руки, чтобы взять цветы, и тут же ее пальцами завладели мужские ладони, слегка вытянув ее к себе, за окно, чтобы коснуться их губами в страстном поцелуе. Но глаза, что ныне смотрели на Марину, были другие. Чужие глаза.
— Что вы делаете, Андрей Петрович? — едва сдерживая раздражение, прошептала Марина. Все окна гостевых комнат, что выходили в сад, были распахнуты, и каждый звук мог быть услышан посторонними ушами. Тем паче, что комната, отведенная князю Загорскому, тоже была на этой стороне.
— Я просто желал быть первым, кто поздравит вас с именинами, — извинительно улыбнулся Раев-Волынский. — Уж полночь минула, так что с днем ангела вас, милая Марина Александровна!
— Благодарю вас, — Марина выпростала свои руки из его ладоней. — Но зачем же это? Ах, идите почивать, Андрей Петрович, завтра выезжать поутру, сразу после завтрака.
— Могу ли я рассчитывать, что мы поедем pique-niquer в двуколке, и я смогу насладиться плодами моего обучения? — не отставал от нее Раев-Волынский. Где-то скрипнула створка окна, и Марина поспешила согласиться. Bien s^ur [597] , она будет рада разделить с ним двуколку, она бы согласилась нынче на все, что угодно, лишь бы он отошел от окна, не ставя под угрозу ее репутацию.
597
Конечно (фр.)
Взбудораженная этим вторжением в ее уединение, Марина еще долго ворочалась в постели, прислушиваясь к ночным звукам. Сон не шел к ней. Быть может, ей мешал тихий шепот дождя за распахнутым окном, а может, стук собственного сердца, что отдавался в ушах громким перекатом. На ум вдруг пришла та ночь в имении Юсуповых, когда забыв про все преграды меж ними, Марина так смело шагнула навстречу Загорскому. Ее тело при этом воспоминании стало таким тяжелым, грудь налилась, а губы словно наяву ощущали те поцелуи. Кожа горела огнем, и даже простое прикосновение сорочки или простыни причиняло раздражение.