В тебе моя жизнь...

Струк Марина

Лишь Марина и Анатоль не обратили внимания на происходящее рядом с ними. Они словно не могли оторвать друг от друга взгляды, по-прежнему сохраняя зрительный контакт.

— Я боюсь, что не смогу сделать вас столь счастливым, сколь вы того заслуживаете, — прошептала Марина, не надеясь, что он ее услышит сквозь эти безумные звуки гитар и скрипки.

Но он услышал.

Анатоль медленно улыбнулся и поднес ее ладонь к своим губам. Долго, слишком долго для вежливого поцелуя не отрывал он их от ее руки. Потом он нежно улыбнулся ей и произнес:

— Ты себе

не представляешь, каким счастливым ты делаешь меня, просто находясь рядом. Будь со мной — это все, что нужно мне для счастия, только это.

Тут их разговор прервали — цыгане закончили свое вступление и, сопровождаемые аплодисментами благодарных слушателей и зрителей, кланялись. Марине пришлось отнять свою руку у Воронина и тоже присоединиться к остальным в рукоплескании артистам.

Арсеньев дал знак, и гости медленно стали подниматься из-за стола, направляясь к небольшой площадке в саду, окруженной стульями для гостей. Именно там и предполагалось слушать романсы приглашенных цыган. Некоторые женщины сразу же отделились и направились к старой цыганке, занявшей предназначенное место за небольшим столиком.

— Вы желаете пойти туда? — кивнул в сторону гадалки Воронин. — Или послушаем цыган?

— Я бы хотела послушать. Признаться, я их никогда ранее так близко не видела, — смущенно улыбнулась Марина. — На улицах лакей всегда отгоняет их прочь. А папенька не разрешал никогда останавливаться на своей земле.

— По сути своей, он совершенно прав, — согласился Воронин. — Говорят, что цыгане не только воры и конокрады, но еще и слуги дьявола.

— Вы шутите? — взглянула на него испуганно Марина.

— Так действительно говорят, Марина Александровна, но я в это не верю. Они такие же люди, как и мы с вами. Только с кожей другого цвета, другим наречием и верованием.

За разговором они приблизились к стульям, и Воронин помог невесте присесть. Затем он встал рядом с ней, облокотившись плечом о яблоню, растущую рядом.

— Я уже сомневаюсь в благоразумии этой затеи, — тихо призналась Юленька подруге, занимая место рядом с ней. — Надо будет приказать слугам убрать столовое серебро в буфет и зорко следить за ним в оба глаза.

— Ты говоришь, как моя маменька, — рассмеялась Марина, и Жюли улыбнулась ей в ответ.

— Иногда она удивительно права. Как и в случае с выбором жениха. Что такое произошло в твоей голове, что ты, сломя голову, приняла предложение Воронина?

— Тсс, — шикнула Марина. — Они начинают. Я хочу послушать.

Сначала представление увлекло Марину. Быстрые танцы, веселая музыка разгорячили ее кровь. Ее ноги под длинными юбками сами пустились в пляс незаметно для окружающих, не в силах противиться зажигательным мелодиям. Как же ей хотелось сейчас встать со стула и влиться в этот вихрь танца! Как же она сейчас слегка завидовала свободным цыганкам!

Но затем настроение Марины резко пошло на спад. В центр площадки ступила молодая красивая и статная женщина и, сложив руки на груди, начала петь своим проникновенным голосом под плач скрипки и гитар романс.

х, зачем эта ночь...

Так

была хороша! Не болела бы грудь, Не страдала б душа. Полюбил я ее, Полюбил горячо, А она на любовь Смотрит так холодно. Не понравился ей Моей жизни конец, И с постылым назло Мне пошла под венец.

От слов, звучавших в этой вечерней тиши, девушке стало так горько. Слезы навернулись на глаза, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не пролить их прямо здесь, у всех на глазах.

Ей казалось, что она уже отстрадала свое решение забыть обо всем, что могло связывать их с Загорским, но этот простой романс, слышанный ей не раз, снова заставил боль в груди развернуться во всю силу. Нет, нелегко вычеркнуть из памяти его слова, его клятвы и заверения в любви, невозможно заставить глупое сердце перестать тихо ныть при любом намеке на их возможный l’amour.

— Я бы хотела сходить к гадалке, — вдруг поднялась с места Юленька. Она повернулась к подруге и взяла ее за руку. — Пойдем со мной, Мари. Я немного опасаюсь одна услышать то, что она скажет.

— С вашего позволения, господа, — поднялась Марина, едва взглянув на окружающих ее гостей. Она была весьма благодарна Юленьке за неожиданную поддержку.

— Боже, зачем ты это сделала? — воскликнула Жюли, едва они удалились подальше. — Раз уж решилась, милочка, на этот брак, то следует держать себя в руках. Видела бы ты лицо Анатоля, когда она заметил слезы на твоих глазах!

— Все заметили? — ужаснулась Марина.

— Нет, не все. Но он заметил. Ах, Мари, он так тебя любит! Но ежели у тебя нет таких чувств к нему, ежели не сможешь забыть князя, то не стоит даже пытаться заставить свое сердце принять этот брак. Ты сделаешь несчастными трех людей, и прежде всего, себя. Как ты сможешь видеть Загорского в свете и не выдать себя при этом?

— Я смогу, я должна, — ответила ей Марина.

— Может, тебе назначить венчание как можно дальше по времени, — предложила Юленька. — Скажем, через год-полтора. За это время, глядишь, и князь одумается. Вдруг он тоже решится на предложение?

— Ах, Жюли, твои слова да Богу в уши! — воскликнула Марина. — Все равно, что будет скандал, все равно, что будет презрение графа да непонимание света. Я бы тотчас… тотчас…

Не в силах сдерживаться более, Марина дала волю чувствам и разрыдалась. Подруга привлекла ее к себе и обняла.

— Ах, милая, милая, — прошептала она. — Я и не ведала, что ты так любишь его. И пусть я считаю, что он все же недостоин твоей любви, но против задуманного Богом разве пойдешь? Успокойся, ma cherie, за год может многое измениться. Кто знает, вдруг и ты переменишь свое решение. И князь…