В теле пацана 4
Шрифт:
— Защитные купола, — озвучивает Сиригр!
На этот раз щадящим, я бы сказал, снисходительным тоном. Но всё равно потряхивает!
— Если снимите все обвинения, я уберу его, — заявляю уверено.
— Ты не сможешь, — отвечает глава Дома уверенно ещё и с усмешкой.
Зал тоже начинается посмеиваться, мол, что за идиот.
— Ну как сказать, — ухмыляюсь в ответ.
— Слишком уверенный, — бросает Сиригр надменно. — Снять заклинание теперь не по силам никому, даже мне. Шатур оставил хорошее наследие и защиту своим последователям. Если
— Даю своё слово! — Выкрикиваю в отчаянии, перебивая могущественного мага.
— Вот как? — Посмеивается Сиригр. — Чего же стоит твоё слово, мальчишка?
Молнии заиграли над его башкой активнее, похоже, угрожая меня испепелить. Но я собираю мысли в кучу из последних сил и отвечаю уверенно:
— Шатур здесь только потому, что я своё слово сдержал.
Чуть — чуть не успел договорить! Из Сиригра выросла шаровая молния. Бах! И он исчез. В глазу, как бельмо бело — жёлтый круг, внутри которого зарябившее чёрточками тонкое чёрное тело. Мдя, похоже, я единственный, кто не догадался взгляд увести перед его исчезновением. Судьи — то, которые тоже к нему лицом, опустили головы в стол. И до сих пор жмутся.
Секунд пять длится в зале замешательство.
— Что ж, уводите, — раздаётся впервые от женщины судьи с тяжёлым выдохом. — Обвиняемый ожидайте решения.
Глава 34
Глава 34. Прощанье
Я даже до камеры дойти не успел, меня рвануло в первом же переходе нечто мощное, как куклу, раскидав сопровождение, и затянуло в омут сверкающий, словно алмазной крошкой, ещё и жёлто — голубыми молниями переплело в кокон. И всё это за пару — тройку секунд!
И очутился я в кабинете Шатура. В том самом месте, откуда меня и дёрнули. На ногах устоять не смог, ибо мышцы от разрядов электричества ослабели вдруг. Рухнул, как подкошенный, на задницу.
Кряхтя и воя, перетерпел судороги в ногах и поднялся!
Из окон свет бьёт. В Градире утро.
Вскоре убеждаюсь, что на всех трёх этажах никого нет, и, похоже, не было, судя по тому, что рюкзак мой так и лежит на полу.
С дерьмовой мыслью о том, что слив Шатура, я теперь солью и Градир, иду к сейфу, затаив дыхание.
Пароль подходит. И теперь мне становится грустно, когда отворяю тяжёлую дверку внезапно ослабевшей рукой.
Мне кажется, что у него был грандиозный план. Ещё бы немного, и Магистрат бы пал. Но не Сиригр, слишком непредсказуемая сила. Хотя, вероятно, старый пройдоха знал и его слабости.
Мы оба с Земли, и оба боремся. Но разница наша в том, что он предвкушал Чёрный сезон, а я страшусь его.
В сейфе всё аккуратно сложено по полочкам. Ценные бумаги, купюры в пачках высокого номинала, коллекционные монеты, драгоценные камни, ювелирка в подарочных коробочках, шесть ветхих сборников стихов с Земли, завёрнутых в обложки и убранных каждый в свой защитный льняной мешочек.
Наградной пистолет «Тульский Токарев» в коробке на красном бархате,
Хм, походу, заслуженным офицером ещё Светского союза он был.
Красная папка с дневником Беринга в твёрдом переплёте, где всё на русском языке, там же карта Плато с отметками вчетверо сложена.
Вскоре нахожу в отдельной деревянной коробочке и Камень! Размер и форма ожидаемы, а вот цвет совершенно нет. Камень вроде прозрачный, но всеми спектрами цветов на свету переливаются его грани, как радуга.
Вычистил сейф, всё в рюкзак влезло. Постоял у окна панорамного немного.
Решился.
Спустился, через дверь выглянул. Оба гвардейца, облокотившись спинами на стены, дремлют.
— Так! — Говорю строго.
Один аж подпрыгнул, смотрят ошалело.
— Будете и дальше спать, поедете рабочими третьей категории на угольные рудники! — Горланю на них, ещё больше страха нагоняя. — Маэстро Аурелию вызывает. И срочно.
— Есть, сэр!
Не до конца закрывая, уже в другую сторону выдал:
— Она скоро будет, господин Беринг. Да, маэстро, понял, маэстро.
И уже этим:
— Никому не беспокоить до особого распоряжения!
— Будет исполнено, сэр! — Отчеканил уже другой.
Первый боец умчал за девушкой, его и след простыл.
Усаживаюсь в кабинете на кресло главы города. Скоро это место займёт кто — то другой. Поганенько на душе, ничего с этим поделать не могу. Долбаный цилиндрик так и лежит на столе.
Слышу, как деликатно стучатся в дверь, заходят, закрывая за собой. Аурелия входит в кабинет помятая, растрёпанная, ненакрашенная, укутанная в бело — голубой махровый халат.
На меня смотрит с недоумением глазищами аквамариновыми.
— Ты что здесь делаешь?? Где отец?? Пааап?! Папа?!
Покричала немного, а в ответ тишина.
— Присядь, пожалуйста, — говорю спокойно, указывая на кресло, и разворачиваю сборник стихов Пушкина.
Аурелия смотрит на это с ужасом в чернеющих глазах, плюхается на кресло бессильно, будто всё уже поняла.
А я зачитываю на русском языке:
В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать.
Бегут меняясь наши лета,
Меняя всё, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.
Прими же, дальная подруга,