В тени алтарей
Шрифт:
Баронессу растрогала его покорность судьбе, его отказ от дальнейших надежд. Но она подумала также, что он, вероятнее всего, заблуждается, потому что не знает соотношения между своими душевными силами и властью внешних воздействий.
«Если этот молодой ксендз, — думала она, — с такими идеальными представлениями о священстве, с таким чистым сердцем и такой уязвимой совестью все-таки не мог преодолеть влечения к миру, — значит, его призвание не в служении алтарю, а в чем-то ином. Он за короткое время убедился, что мог бы получить от жизни свою долю счастья. Это убеждение не останется без последствий. А если этот мальчик в сутане еще обладает талантом, он рано или поздно
Васарису пора было идти, но он все чего-то ожидал, не решался подняться. Баронесса рассказывала ему о заграничных городах и курортах, в которых она бывала и собиралась прожить будущую зиму. Она говорила об их богатстве, о развлечениях и комфорте, которыми пользуются собирающиеся там со всего света сливки аристократии и мира искусств. Живое воображение священника-поэта рисовало волшебно-яркие картины и романтические приключения. Какое это счастье — хоть раз в жизни побродить с этой прекрасной женщиной по берегу лазурного моря, под стройными широколистыми пальмами или потолкаться по высоким зеркальным залам под звуки музыки, при свете вечерних огней…
Баронесса, видимо, угадав, о чем он мечтает, взяла его за руку, улыбнулась и добавила:
— Так-то, милый друг. Я, кажется, говорила вам, что искусство широко, как сама жизнь, а жизнь многообразна и увлекательна. Жизнь дает самый богатый материал для искусства. Если вы хотите стать писателем — узнавайте и изучайте жизнь. Никакие книги, никакие рассказы не заменят реальности. Ваша судьба зависит от вашей решимости, от вашей смелости.
Он поднялся уходить. Баронесса протянула ему руку и вдруг, точно в каком-то порыве, привлекла его к себе и поцеловала. Васарис принял этот внезапный порыв за проявление безрассудного чувства, и сердце его затопила волна счастья.
Вернувшись в гостиную, баронесса говорила:
— Если в наше время еще можно встретить доверчивость, невинные надежды и чистую романтику, то прежде всего у молодых ксендзов. Наш милейший ксендз Васарис как раз из таких. Ах, если бы вы видели, как слушал он мои рассказы о больших городах и курортах! Он воображает, что эти скучные, банальные места — сущее Эльдорадо!
— Mais vous le menez `a la perdition de son ^ame, ma sh`ere amie, [135] — укоризненно сказал барон.
135
Он погубит из-за вас свою душу, милый друг (франц.).
— Soyer tranquille, mon fr`ere. Ce petit abb'e n'a point de sang dans les veins, [136] — заметила госпожа Соколина.
— А все же я провела с ним несколько приятных часов. Это доказывает, что у него есть шансы на успех, — заявила баронесса.
Слова ее заинтересовали Козинского, но баронесса больше не захотела говорить на эту тему.
Ксендз Васарис уносил с собой множество вызванных рассказами баронессы картин и ее внезапный поцелуй. и волнующую надежду, что вновь вернется весна, а вместе с ней вернется в его унылую жизнь просвет, которого он теперь лишился.
136
Не беспокойтесь, братец, у этого попика и крови в жилах нет (франц.).
В этот вечер Васарис особенно мучительно ощутил контраст
В доме настоятеля уже было известно, что хозяева имения собираются уезжать. За ужином Платунас метнул взгляд на Васариса и спросил:
— Так когда уезжают Райнакисы?
— В понедельник утром.
— Вы, конечно, ходили прощаться?
— Да. Недавно вернулся оттуда.
— Гм… Подружились!..
Васарис не ответил. После нескольких минут напряженного молчания снова заговорил настоятель:
— А я все думал, что эта дружба до добра не доведет.
— Почему вы так думали, ксендз настоятель? — спросил Васарис, чувствуя, что на него нападают, и решив упорно обороняться.
Настоятель язвительно усмехнулся.
— Не в укор вам будь сказано, но я должен заметить, что пребывание молодого ксендза в обществе мирян, где, помимо прочего, находятся молодые женщины небезупречной репутации, nota bene [137] , всегда кончается скандалом.
— Однако вы говорите именно в укор мне. А женщина небезупречной репутации — это, по-вашему, вероятно, госпожа баронесса. Я должен сказать, что ничего дурного там не замечал… — Здесь он вспомнил поцелуй баронессы и услыхал возмущенный голос своей совести.
137
Заметьте (латинск.).
— Вы совсем недавно сошли с семинарской скамьи, а беретесь судить о людях. И вообще вы из ранних, ксенженька, вот что я вам хочу сказать! Молодым ксендзам следует держаться общества своих собратьев, а не мирян, к тому же и некатоликов!
Если бы не последние слова, возможно, Васарис и промолчал бы в ответ на эту нотацию.
— Извините, ксендз настоятель, — начал он, стараясь не горячиться, — но ваш совет держаться общества своих собратьев решительно не имеет смысла. Припомните, пожалуйста, как вы меня приняли в свое общество? Вы приняли меня, как своего врага… вы не сказали мне ни одного доброго слова. Вы меня потчевали одними саркастическими, презрительными замечаниями. И где я должен был искать вашего общества? В поле, в риге или в лавке? А эти, как вы говорите, люди с сомнительной репутацией проявили ко мне действительно добрые чувства. От них я видел только хорошее. Если я и ошибаюсь, вы все равно не имеете права попрекать меня ими.
Настоятель не поверил своим ушам, когда услыхал ответ Васариса. Он сразу остыл, встретив такое упорное сопротивление, но, вставая из-за стола, добавил:
— Вступать в споры с вами я не намерен. Я выполнил свой долг — предостерег вас, а там как знаете!.. Что посеешь, то и пожнешь…
Ксендз Рамутис слышал этот спор и после ужина, когда они с Васарисом возвращались к себе, стал осторожно расспрашивать его о взаимоотношениях с настоятелем, о хозяевах имения и разных частностях калнинского быта. Он зашел к Васарису, незаметно оглядел его книги и картины. Отвлекшись от темы, спросил: читал ли он такие-то и такие-то труды. Потом они заговорили о семинарских годах. И тут опять Рамутис заинтересовался, как Васарис учился, с кем дружил, чем занимался во время каникул, куда ездил, у кого гостил.