В тени граната
Шрифт:
Теперь надо забыть о войне и придумать новые развлечения, чтобы произвести впечатление на приезжих.
В том году май оказался счастливым месяцем. Катарина радовалась приходу весны, которую она всегда любила в Англии. Ушла мрачная зима, на деревьях набухли почки, в живых изгородях белели зонтики цветков вперемешку с голубыми кистями норичника и плюща.
Время обновления, думала она. И в этом году она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо прежде,
Она поняла, что должна принимать своего супруга таким, каков он есть — здоровый молодой человек, на пять лет младше нее. Должна закрывать глаза на эти интрижки, которые он не давал себе труда скрывать. Должна примириться с тем, что Элизабет Браун — ее фрейлина и главная любовница ее мужа, и не обращать внимания на то, что он делил ложе с одной, потому что страстно желал этого, и с другой, чтобы служить интересам государства и произвести на свет наследника.
Она была полна надежд в тот май. Генрих часто приходил к ней, был к ней добр и она редко видела вспышки его гнева. Она научилась их избегать.
Наступил майский праздник, и Генрих был счастлив, потому что по этому случаю устраивалось одно из тех праздничных представлений, которые он так любил.
Генрих зашел в покои королевы рано утром и был уже одет в зеленый бархат — дублет, штаны в обтяжку и башмаки; даже шапка с изящным пером, в которой он щеголял, тоже была зеленого цвета.
— Весело вам провести этот денек, Ваше Величество,— жизнерадостно пожелал он.— Я зашел узнать, не отважишься ли пойти со мной на майский праздник в это утро.
— Я бы не хотела пойти на этот праздник ни с кем другим, а только с Вашим Величеством.
— Тогда, Кейт, твое желание исполнено. Мы немедленно отправляемся. Пошли.
Как и король, она оделась в зеленый бархат; она была счастлива, и поэтому к ней вернулось что-то от ее прежнего девичьего очарования, что так привлекало в ней Генриха в первые дни их брака.
Так от Гринвичского двора они верхом поехали к Охотничьему холму, окруженные членами венецианского посольства и придворными, ярко разодетыми по случаю майского праздника. Когда они подъехали к холму, к ним подскакала группа мужчин, одетых разбойниками, во главе с тем, кто, по всей видимости, должен был играть роль Робина Гуда.
— Эй! — закричал Генрих,— что это значит и кто вы такие, что осмеливаетесь досаждать королю и королеве Англии?
Робин Гуд сорвал с головы свою шляпу, и через его маску Катарина узнала в нем одного из придворных Генриха.
— Досаждать Его Величеству королю! Мы никогда не станем этого делать. Лесные разбойники так же уважают короля, как и придворные. Не желаете ли Ваше Величество заехать в этот прекрасный зеленый лес и познакомиться с тем, как живут разбойники?
Генрих повернулся к Катарине. — Отважится ли Ваше Величество поехать в лес, где так много разбойников?
— Милорд, туда, куда отваживается ехать Ваше Величество, бесстрашно поеду и я.
Генрих был в восторге от ее ответа, и
Итак, они въехали в лес, где их проводили к лесной беседке, сделанной из кустов боярышника, весенних цветов и мха; там стоял накрытый для завтрака стол с олениной и вином.
— Все для удовольствия Ваших Величеств,— сказал Робин Гуд.
Король выразил свой восторг и внимательно следил за Катариной, чтобы увидеть, как она отнеслась к этому сюрпризу. Та не разочаровала его.
Они сидели близко друг к другу как любовники, и король поцеловал ей руку.
Он был счастлив. Он знал, что его сестра Мария и ее муж были на пути в Англию, и это его радовало. Он предвкушал, как будет выражать им свое неудовольствие, а потом простит их. Его очень радовало, что они вновь будут с ним.
Ярко сияло солнце; после пиршества, когда они выехали из леса, их поджидала коляска, украшенная цветами и запряженная пятериком лошадей, в которой сидело несколько прелестных девушек. Эти девушки изображали весну и начали сладко распевать, восхваляя самое прекрасное время года и не забывая вставить несколько песен во славу их прекрасных короля и королевы.
И вот майская процессия вернулась в Гринвич.
Это был счастливый день. Король был вновь как юный любовник. В следующие несколько дней Катарина опять зачала, и на этот раз она твердо решила, что ее ребенок будет жить.
То лето было счастливым. Известие о ее новой беременности обрадовало Катарину и короля.
— Ну, на этот раз, дорогая, наши надежды не обманут нас,— сказал Генрих.— У тебя внутри прекрасный мальчик, и он будет первым из многих.
Катарина позволила себе поверить в это. Ей не хотелось думать о вероятности неудачи. Это был ее год.
В сентябре стало известно о победе Франциска. Короля Франции уже прославляли как одного из величайших полководцев в истории. Молодой, неустрашимый, он дерзнул свершить невозможное и доказал, что это возможно.
Вопреки заявлению Генриха, что от него только зависело, выступит Франция в Италию или нет, Франциск — сохраняя полнейшее безразличие к тому, попытается ли Генрих вторгнуться во Францию или нет — перешел через Альпы с двадцатью тысячами солдат, продвинувшись от Барселонетты до Салаццо, преодолев перевалы, представлявшие собой всего лишь узкие тропы, и используя только то военное снаряжение, что у него было. Но это было не все. Он вступил в битву и одержал громкую победу при Мариньяно.
Когда Генриху принесли это известие, его охватил такой гнев, что он не смог его скрыть.
Те, кому случилось наблюдать за ним в тот момент, говорили, что он чуть не зарыдал.
— Ему придется иметь дело с Максимилианом, — резко оборвал Генрих.
— Нет, Ваше Величество. Максимилиан теперь ищет дружбы с моим господином,— ответил французский посланник.
— Уверяю вас, он не ищет этой дружбы, — огрызнулся Генрих.
Посланник пожал плечами, улыбнулся и промолчал.
— Сколько солдат потеряли в сражении противники Франции? — потребовал Генрих.