В тени Катыни
Шрифт:
Стоит добавить, что как журналист Виттлин присутствовал на заседаниях Комиссии в Вашингтоне. Особое впечатление на него произвели показания кадрового американского офицера полковника Ван Вилта, он даже посвятил две главы своей книги его сообщениям. Полковник Ван Вилт попал в немецкий плен в Северной Африке. В 1943 году, не спросив его согласия, немцы доставили его под Смоленск, где он наблюдал за эксгумацией захоронений в Катынском лесу. Показания полковника заслуживают самого пристального внимания: совершенно очевидно, что у него не было особых симпатий к немцам, и ко всему, исходящему от них, он относился достаточно скептично.
Советская версия утверждает, что поляки были расстреляны летом 1941
Пока полковник был в плену, он молчал о своих выводах, дабы не солидаризироваться с фашистами. Но как только он оказался в американской зоне оккупации, тут же обратился к американским властям с рапортом о своих катынских наблюдениях. Его направили к заместителю начальника штаба генералу Бисселу, приказавшему Ван Вилту написать обо всем конфиденциальный рапорт и нигде не распространяться о своих выводах.
Кстати, Ван Вилт не был единственным американским офицером, располагавшим информацией о Катыни, которому американские же власти приказали держать язык за зубами. В подобной ситуации оказался специальный представитель президента Рузвельта на Балканах Джордж Ирл, получивший много информации о Катынском расстреле во время своей миссии. Рузвельт категорически запретил Ирлу кому бы то ни было сообщать, рассказывать о том, что он узнал. Более того, когда, почувствовав, что он больше не в силах молчать, Ирл предпринял определенные шаги, он тут же был откомандирован в чине офицера флота на далекие тихоокеанские острова Самоа. Оттуда Ирл смог вернуться только после смерти президента Рузвельта.
Суровое наказание за распространение информации о расстреле пленных под Смоленском понес и еще один офицер американской армии — полковник Генри Шиманьский, бывший офицером связи при Польском корпусе на Ближнем Востоке12.
Все эти случаи стали известны во время работы Комиссии Конгресса и нашли отражение в ее материалах.
Очерки Виттлина не содержат никаких новых фактов, но безусловная их ценность в том, что они, обладая известными литературными достоинствами, помогают читателю лучше понять суть трагедии. Он не только преподносит замечательно подобранный материал, но и пытается проникнуть в психологию участников драмы. По-моему, книга Виттлина — это практически готовый сценарий для фильма о погибших польских пленных.
Все документы и выводы Комиссии Конгресса начисто отрицают заявления и выводы советской Комиссии по изучению Катынского дела13. Комиссия эта была созвана сразу же после освобождения Смоленской области осенью 1943 года, и ею уже изначально было сказано, что поляков расстреляли немцы. В компетенцию Комиссии, собственно, входила только констатация этого факта. Председателем ее был академик Бурденко, личный врач Сталина. Кроме того, в нее входили Митрополит Крутицкий Николай, известный писатель аристократического происхождения Алексей Толстой и еще несколько советских чиновников высокого ранга. Кстати, ни один из польских коммунистов не вошел в состав Комиссии. И это несмотря на то, что в то время в России действовал Комитет во главе с Вандой Василевской14 и создавались отряды Берлинга.
Я и сейчас нисколько не сомневаюсь, что Комиссия была создана единственно с целью подписания заранее подготовленного в НКВД заявления.
Так, по советской версии, около 11 тысяч пленных поляков содержалось якобы в каких-то лагерях под Смоленском, позже они были захвачены наступающими немецкими войсками. Однако это заявление сразу же порождает естественный вопрос: почему в 1941—42 годах советские власти не сообщили об этом ни польскому посольству, ни генералу Андерсу, ни Сикорскому, ни ротмистру Чапскому, специально занимавшемуся розыском пленных?
Во-вторых, в заявлении советской Комиссии содержится утверждение, что немцы в 1942—43 годах эксгумировали одиннадцать тысяч трупов, извлекли из их карманов все документы, датированные после мая 1940 года, перезахоронили их и только после этого вновь эксгумировали в присутствии специальной комиссии, дабы использовать это в «целях антисоветской пропаганды». Но трудно себе представить, что если бы действительно немцы занимались такой сложной и кропотливой работой, она бы осталась в тайне от разведки Армии Краевой, связанной со многими работавшими в организациях Тодта в этом районе поляками.
Третье. Если и в самом деле, как утверждают Советы, для этой операции немцы использовали советских пленных и потом их расстреляли, то где их захоронение? Такой могилы в Смоленской области не найдено.
Четвертое. Комиссия польского Красного Креста заявила, что было обнаружено 4500 трупов, принадлежавших узникам козельского лагеря. Цифра 11 тысяч появилась в более раннем немецком сообщении, опубликованном еще до проведения детального исследования захоронений. Почему в таком случае Советы следуют германской ошибке? Ответ совершенно ясен — эта цифра полностью соответствует числу узников не только козельского, но и старобельского и осташковского лагерей. То есть, иными словами, заявление советской Комиссии препятствует дальнейшему выяснению судьбы узников Старобельска и Осташкова.
Пятое. Советская Комиссия так и не объяснила, почему, после якобы пятнадцатимесячного участия в строительных работах одежда и обувь пленных сохранилась в столь хорошем состоянии16. Она также не объяснила, почему в этих работах, участвовали и инвалиды, как, например, генералы Менкевич и Богатыревич, арестованные советскими властями в своих квартирах во время советской оккупации Восточной Польши. Я хотел бы обратить здесь внимание на то, что в лагере в Грязовце польских офицеров, в соответствии с Женевской конвенцией, вообще не посылали на работы. Характерно и то, что в заявлении Комиссии называются места содержания пленных — лагеря особого назначения 1-ОН, 2-ОН и 3-ОН, но не указывается их местоположение17. Естественно, что такое голословное утверждение вызывает сомнение в его достоверности.
Шестое. Заявление Комиссии о времени убийства офицеров (июль — август 1941 года) никак не объясняет, отчего в это время поляки были одеты в теплую одежду: офицеры были в шинелях, на многих было теплое белье18. Июль — август в континентальном климате России — время жары, а в могилах не было найдено ничего, подтверждающего, что пленные были расстреляны в такое время года. С другой стороны, апрель в этой местности — месяц довольно холодный. 30 апреля 1939 года, когда я сам был под Катынью, было солнечно и тепло, но на полях еще лежал снег. И нет ничего удивительного, что и пленные и солдаты НКВД были одеты в шинели. Правда, Комиссия польского Красного Креста нашла в одной из могил расстрелянных, одетых только в мундиры. Видимо, они принадлежали к последнему этапу в мае 1940 года, когда весна была уже в разгаре19.