В тени монастыря
Шрифт:
– Ты маленькая пока, - вздохнул Тух, тролль уже в годах с отросшими полуседыми бакенбардами, - вырастешь, выйдешь замуж, тогда все и поймешь.
– Не пойду я ни за кого замуж!
– бросилась в атаку Илка, топнув ногой, - и уж в любом случае дома сидеть и чашки мыть не буду!
– А что ты будешь делать?
– с любопытством спросил Вадай, парень лет двадцати пяти.
– Я?
– Илка ненадолго задумалась, вопрос застал ее врасплох, - ну... рисовать буду. Или истории сочинять. Про старые времена, когда Леды еще стояли, древнее волшебство, ведьмы...
Ее слова утонули в дружном хохоте.
– Ведьмы, - сквозь смех повторил Вадай, - вот видишь, Ярин? Поэтому-то и не нужно никаких шкафов изобретать! Стоит лишить женщину
– Да уж, - согласился Тух, - ну ничего страшного, душечка, вот найдешь подходящего парня, и вся эта глупость выйдет у тебя из головы!
– Не глупости это! Ничего-то вы не знаете, ведьмы...
– Бабушка задурила девочке голову, - извиняющимся тоном проговорил Тарп, сверкнув на сестру глазами, - ступай-ка ты лучше домой, уроки поучи, или поесть приготовь.
– Или посуду сполосни, - хмыкнул Вадай.
От обиды на глазах девочки выступили слезы:
– Да чтоб вам с этой посудой... Придумай, Ярин, придумай свою машину, чтоб они наконец заткнулись!
***
Ярин пришел домой чуть раньше обычного. Он переоделся в домашнюю майку и штаны, доставшиеся ему от Орейлии, надел тапочки, сходил на кухню и приготовил себе полдник - кружку чаю и бутерброд с сыром. На общей кухне ругались соседки, обвиняя друг друга в воровстве продуктов: отлитого из кастрюли супа и отложенного из пакета творога. Подобные сцены были явлением совершенно обыденным - общие кухни, на которых готовило с десяток семей, не могли не стать рассадником ежедневных душераздирающих скандалов, - и Ярин привычно забрал еду в свою комнату.
Он сидел за столом и жевал, когда его взгляд его упал на подаренную Танаей монету, которую он ранее выложил вместе с ключами из кармана на тумбочку. Тяжелая, серебряная, так не похожая на тоненькие железные золотые, она казалась более весомой, настоящей. Повертев ее в руках, Ярин задумался о том, как жилось людям там, в далеких Горных Городах, в Штрёльме, Нимце, Врхе... Отсюда, из глубины Империи, эти города казались местами наполовину мифическими, которые словно бы и не существовали в реальности. Ведь даже о жизни в других городах Империи можно было узнать лишь из книг, газет и церковных проповедей. В случае заграницы все было еще хуже - газет Горных Городов здесь не продавалось, а те немногие книги, которые Церковь считала достаточно благонадежными и переводила на Общее Наречие, теряли, как поговаривали, добрую половину любопытных деталей при переводе. Впрочем, наверняка это установить было невозможно, потому что оригиналов никто, кроме переводчиков, не видел, и в любом случае не смог бы прочесть - иностранные языки не были в большом почете у имперцев. Что же касается проповедей, то в Церкви, в основном, сообщали о том, что жизнь гномов и эльфов Альянса полна страданий: от гнета их властителей, от безнравственности и распущенности, от наводнений и неурожаев - от всего.
Но Церкви верили не все, особенно среди молодежи. Проповеди слушали, но ритуально, без истовой веры, относились к ним как к формальности, зная, что в них есть и лукавство, и ложь, хоть и не зная, где в точности. Среди сомневающихся расползлось великое множество слухов и сплетней о далекой и манящей загранице. Ходили ли гномы на работу? Работали ли они меньше, или, наоборот, намного больше, без выходных и отдыха, как иногда рассказывали церковники? Стояли ли они в очередях за колбасой, или, как пошептывали, могли просто так прийти в магазин и купить все, что им заблагорассудится?
Были ли у них посудомоечные шкафы? От неожиданной мысли Ярин перестал жевать. Он как будто снова увидел широкую улыбку Танаи, ее добрые, веселые глаза и полушутливые причитания о мытье посуды. Возможно ли это? Он вспомнил о расстроенной Илке, так просившей избавить его от чашек... Наверняка, если такая штука была возможна, в Горных Городах до нее уже додумались. А
Ярин растянулся на своей узкой кровати. Он обратился к Иллюзиям - несколько варгов, и вот уже перед ним возникла призрачная копия прачечного шкафа, которым он занимался днем: нечто вроде бочки с лопастями внизу, которые закручивали белье и воду. Простая, допотопная конструкция, известная уже лет сто. Она не была вершиной чародейской мысли на Сегае, но в Империи выпуск бочек был отлажен настолько хорошо, что переходить на чего-то новое было страшно, а самое главное - незачем и в целом лень. Ярин сложил в призрачный прачечный шкаф призрачные чашки и привел механизм в движение. Чашки, разумеется, мгновенно разлетелись на сотни призрачных осколков. Такой исход можно было предвидеть без всякой магии, но с чего-то нужно было начать. А что, если поднять посуду повыше, и закручивать только воду? Слегка изменив заклинание, Ярин убедился, что посуда останется целой, но грязной.
Снова и снова составлял Ярин заклинания, подбирая нужные слова и формы, пытаясь создать тот единственно правильный слог, который бы призвал к жизни иллюзорный посудомоечный шкаф. Иногда ему, впрочем, казалось, что заклинание, безупречное в своем изяществе и красоте, уже кем-то создано, что оно парит на краю его сознания, шепчет само себя и ждет, жаждет быть выговоренным вслух - вот только Ярин никак не мог расслышать его правильно. Несколько раз парень пытался отвлечься, выпил чая с баранками, прогулялся по двору - но неумолимый шепот на грани слышимости не оставлял его, доставляя неудобства столь же ощутимые, что и крошечный камушек, попавший в ботинок. С трудом заглушая прилипчивый голос посудомоечного шкафа, которому приспичило быть выдуманным именно этой ночью, ему все-таки удалось задремать через пару часов после полуночи.
Сны его были неспокойны. Он снова гонялся по ночному дремучему лесу за огоньками, разбрасывающими зеленые искры. В этот раз они были от него еще дальше, чем прежде, уносясь так быстро, что он, как не бежал, не поспевал за ними. Внезапно, он выбежал из леса и оказался на равнине, голой, высохшей, испещренной трещинами. Вдалеке уходящие в небо башни неведомого города ослепительно сияли отраженным солнцем - и когда только ночь успела закончиться? Оглянувшись, Ярин увидел, что и сзади него простирается каменистая пустыня. Шумел ветер, настойчиво, вкрадчиво - в его шепоте Ярину послышались слова. Он не понимал их звучания, не мог различить звуки, но, кажется, чувствовал их смысл - хотя и не осознавал его. Мучительное ощущение. Он попытался заткнуть уши - но тело не подчинялось ему, и шепот ветра по-прежнему терзал его сознания неразрешенной загадкой.
Земля задрожала, из-под нее раздался рокот. Тяжелый, тревожный, он вторил шепоту ветра, и Ярину стало страшно. Вскоре под его ногами земля ходила вверх и вниз, словно дышала, собираясь с силами, и ее голос нарастал - из шепота превратившись в грохот. Вдруг прямо перед ним от напора изнутри земля лопнула, взорвавшись, разбросав камни, и ввысь с оглушительным ревом устремился обжигающе горячий столб воды, извиваясь в разные стороны, брызгаясь. Ярин заорал. Он попытался отойти от разверзшегося гейзера, убежать, и лишь собрав в кулак все свою волю, ему удалось пошевелиться - и он тут же проснулся.
Парень резко сев в кровати, тяжело дыша. Голоса земли, воды и пара все еще кричали у него в голове. Отдышавшись, он выговорил привычное заклинание, и перед ним вспыхнул светящийся шарик, заменяющий ночник. Холодный свет, похожий на лунный, осветил его тесную комнатушку: стоявший в углу покосившийся шкаф, стол с парой разных стульев... И полупрозрачную иллюзию, стоявшую на столе. Ярин встал с кровати. Я что, колдовал во сне? Он встал с кровати и приблизился к иллюзии. Это был ящик с решетчатыми полками, на которых была расставлена посуда. Из его дна била, извиваясь в разные стороны, струя кипящей воды - совсем как в его видении.