В тени пророчества. Дилогия
Шрифт:
— Элли, очень смешно! Какая инквизиция в час ночи? — спросил я как-то нерешительно.
Та молчала, смотря на машину прищуренными глазками, полными огня и стали.
«Консуэл, она что, так неудачно шутит?»
Ангел не отозвалась.
Тогда я аккуратно подошел к машине и попытался просунуть голову сквозь дверцу.
— Стой, Мишенька! Она проснется! Почувствует твое проникновение. А последствия вашего неожиданного «общения» предсказать не берусь.
— Что там наша лукавая насчет ведьм говорила…
— Это так. То была самоучка. А эта —
Я постоял, помявшись. Какая-то сила тянула туда, внутрь. Сила, спорящая со всеми доводами благоразумия.
— Я должен посмотреть. У меня такое чувство. Все будет нормально, я знаю.
Консуэла помолчала, уставившись в пол, о чем-то напряженно размышляя.
— Обещай, что не причинишь ей никакого вреда. Только посмотришь.
— Эй, курица, так не честно! Этих б…дей инквизиторских мочить надо, в сортире, пока спят! А то потом поздно будет!
— Цыц, нечистая! — бросил я ей и обернулся к Элле.
— Обещаю. Никакого вреда. Только посмотрю.
— Хорошо. — Тяжело выдохнула Консуэла. — Заходи. Она не проснется. — И отошла в сторону.
Я осторожно сунул лицо внутрь через закрытую дверь. Настя, та самая, кидавшая меня с коряги в воду и загоравшая рядом топ-лес, нанявшая урок, чтоб убить меня и дотащившая до квартиры, когда лежал внизу весь избитый и без сознания, почувствовавшая в Тени и наставившая ствол, а затем развернувшаяся и уехавшая. Такая непонятная, горе-убийца-профессионал, и такая… Несчастная? Да, несчастная. Она спала за рулем, откинув голову назад. Судя по позе и термосу в руках, спать не собиралась, уснула случайно. И была совсем не похожа на тот образ «злобного киллера», который в красках обрисовал Макс. Лицо измождено и излучает усталость, полную разбитость. Уснула на «рабочем месте» не от хорошей жизни, сразу видно. И хоть я знал, что именно она заказала меня, что отправит к Великому Духу Ешве (о, Господи, и это прицепилось!) мою бессмертную душу, отделив предварительно от тела даже не задумываясь, походя, мне стало ее жаль.
Я втянул внутрь всё тело, сев на место, рядом с водительским.
— Не смей! — раздался окрик Консуэлы.
— Элл! — прошептал я. — Ты что? Я ж обещал! Просто посмотрю немножечко… Кстати, а что ты сделала?
— Смотри, даже не думай ей что-либо плохое делать! Попросила ее ангела-хранителя не будить, при условии, что ты ничего не сделаешь. Так что смотри, только смотри!
— Элл, говно вопрос! Ты ж меня знаешь! Я ж слово дал!
— А вот этим, мой хороший, она и порешит тебя, если ты не порешишь ее — ядовито сказала Эльвира, появившись на заднем сиденье и указывая рукой на предмет, лежащий между сидениями.
Это был короткий и узкий меч. Скорее длинный кинжал. Самое интересное, что он был виден в ЭТОЙ картинке. В Реале же была видна лишь легкая дымка, как в случае с домовым.
— Это меч инквизиции, Мишаня! Он существует в обоих измерениях. От него не спрячешься, не уйдешь. Мочи ее, прямо сейчас!
— Нет, Элли, даже и не пытайся!
Я вгляделся в ее лицо. Уставшая, изможденная. Бледная. Бедняжка! И тут почувствовал какую-то связь с ней. Какую-то привязанность, схожесть. Нет, она
От моего прикосновения амазонка заворчала во сне, прислонилась щекой к ладони, но не проснулась, продолжая спать дальше, как ребенок.
— Её ангел тебе доверяет, Мишенька! — с улыбкой и удивлением прошептала Консуэла. — Поздравляю, заслужить доверие хранителя непросто!
— Слышишь, чувак! Ты достал! Я боюсь этого делать, вдруг хранитель испугается и разбудит! Она ж тебя одной левой к праотцам отправит, а я на ковер к Хозяину не хочу! Так что давай сам. Давай, давай! Не смотри на меня так! Как будто не понимаешь, о чем я!
Я понимал, конечно, понимал. И понимал также, что действительно, хочу это сделать. Зачем? А, шут его знает? Просто хочу. Почему нет, в конце-то концов? Провел ладонью по ее щеке, потом наклонился и под испуганный визг Консуэлы нежно-нежно, стараясь не разбудить, поцеловал в губы.
Это было здорово! Секунды текли, за спиной ахнула и замолчала, выкатившая глаза от изумления, ангел, а Настя продолжала безмятежно спать.
* * *
Ливия, 10 000 лет назад
— Говоришь, тебя зовут Зебаб?
Аморей кивнул, боясь оторвать глаза от земли и посмотреть в глаза своему хозяину.
— Но это не аморейское имя.
— Меня мама называла. Она была любимой женой отца и он согласился оставить имя так, господин.
Сати передернуло.
— Не называй меня господином!
Аморей от удивления забыл о страхе и поднял глаза
— Но ты взял меня в плен в бою! И оставил жизнь! Значит, теперь я твой раб!
— Люди Юду не держат рабов и не признают рабства! — перебил его ученик шамана.
Зебаб усмехнулся. В его мировоззрении рабство было само собой разумеющимся, и отсутствие оного привело бы к такому вакууму, последствия которого ум кочевника боялся даже представить.
— Как же мне называть тебя? — и склонил голову.
— Сати. Называй меня просто Сати.
— Хорошо, хозяин Сати. — Еще раз поклонился Зебаб.
— Я же просил тебя!
— Я не называл вас господином, хозяин Сати.
Юный шаман лишь махнул в сердцах рукой.
— А, вороны с тобой! Называй как хочешь!
Они сидели в степи, возле реки. Река медленно и величаво несла свои воды к морю. Вокруг простирались охотничьи угодья рода Давида Высокого, но поселок их рода находился в часе пути.
— Хозяин Сати неспроста привел сюда своего раба, ведь так? — спросил Зебаб.
«А он действительно умен!» — подумал юный шаман, второй день наблюдавший за пленником. Вслух же ответил:
— Да. Я хочу поговорить с тобой. И не только поговорить.