В тени пророчества

Кусков Сергей Анатольевич

Потом ее повели почти через весь город к темному зданию тюрьмы. Здесь девочку уже ждали, потому что следственная комиссия была готова, буквально через несколько минут начался первый допрос…

Теперь ее ввели внутрь белого отштукатуренного здания с чистыми коридорами и комнатами. Затем остановились и один из стражей ушел, но через несколько минут вернулся. Ее втолкнули в большую чистую комнату с роскошной золоченной мебелью и зеркалами. Посреди комнаты стоял дубовый стол, заставленный подносами с едой и кувшинами с вином. У голодной Эльвиры, не

евшей неизвестно сколько, засосало под ложечкой. Она завистливо сглотнула.

— А, проходи, присаживайся. — Произнес человек, сидевший за столом и аппетитно уплетавший содержимое подносов. В данный момент он держал в руках баранью ногу. Это был милорд.

— Эй, Ганс! — недовольно крикнул он, нахмурив брови. Дверь тут же открылась, и в комнату влетел один из конвоиров с алебардой наперевес. Милорд улыбнулся. Воевать алебардой с пятнадцатилетней закованной в железо девчушкой? Это интересно!

— Ганс, почему на ней кандалы? Разве я не ясно выражаюсь?

— Нет, ваше… Милорд… Просто… Это… Не положено… — с сильным северо-германским акцентом пробормотал вояка. Иезуит нахмурился. Эльвира чувствовала, это не предвещало стражнику ничего хорошего.

— Ганс, разве я спрашивал тебя, что положено, а что нет? — он положил окорок и исподлобья вперил в беднягу свой взгляд. От одного этого взгляда Эльвиру пробрали мурашки.

— Виноват… — залепетал вояка. Буквально через мгновение оковы с ее рук спали. — Исправлюсь!.. Не гневитесь, ваша светлость… — и кланяясь, спиной вперед, удалился, плотно закрыв дверь. Физиономия англичанина тут же сменилось на довольную. Похоже, он любил такие фокусы.

— Ну, присаживайся, не стесняйся. Ешь. Я знаю, ты три дня не ела. — Милорд подвинул к ней поближе поднос с запеченной уткой и налил в кружку вина.

— Скажу честно. Ты мне нравишься. Что-то есть в тебе завораживающее. Твердое, каменное, и в то же время первозданное, дикое, необузданное! Мне не хочется тебя пытать, я вообще не любитель этого дела. Поэтому давай для начала просто поговорим. — Он кивнул на стул напротив.

Эльвира села.

Ее дядя — торговец смертью, торговец войной. Она закрыла глаза. Плакать сил больше не было. Второй час она лежала в своей камере, не в силах пошевелиться. Милорд сделал самое ужасное, что только мог. Он убил ее. Морально. Правдой.

Ее грудь затряслась в беззвучных всхлипах.

— Трон под Медичи шатается. В народе она не пользуется популярностью. Господа дворяне также не любят наглую амбициозную итальянку. И еще меньше любят ее любовника, временщика Кончини, возомнившего себя верховным правителем самого сильного государства Европы. — Милорд вытер жирные руки лежащим рядом полотенцем и продолжил просвещать сидящую перед ним обычную девочку из народа в политической ситуации, сложившейся в Европе.

— Король Генрих на время прекратил войны, объединив страну, но и католики на Севере, и гугеноты на Юге мечтают взять реванш. Их конфликт вечен, пока в королевстве

не останутся или только католики, или только гугеноты. — Он усмехнулся. Его позабавила собственная фраза насчет одних гугенотов.

— Но сильный король может держать в узде и тех и других. А когда нет сильного короля, или король мал, ему помогают некие третьи силы. Например, папский престол.

Эльвира открыла рот от удивления. Довольный милорд продолжал.

— В Париже слишком большую власть приобрела католическая партия. На малолетнего короля оказывается громадное давление. Я не удивлюсь, если вскоре он издаст указ об аресте матери. И «верные» католики выполнят этот приказ, после чего будут править Францией от его имени. И первым делом начнут новый крестовый поход на Юг. Начнется новая гражданская война, пострадают тысячи людей, не имеющих к религиозным спорам никакого отношения. Знаешь, там где проходит любая армия жизнь мужчины и честь женщины ничего не стоят. Представь, сколько зла и горя принесет война простым людям?

Эльвира шмыгнула носом и кивнула. Она пока еще не понимала, к чему клонит англичанин.

— Но! Есть одно маленькое «но»! Это может произойти лишь в том случае, если господам католикам будут противостоять крупные силы гугенотов. Если на Юге будет сильная враждебная армия. Если же у господ дворян в Париже не будет общего и сильного врага, они передерутся за власть над страной друг с другом. Ведь последняя гражданская война окончилась давно, всем нравится жить в мире. Никому не охота воевать просто так, это не выгодно! А делать что-то невыгодное — глупо. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Девочка кивнула.

— Если у гугенотов не будет армии, их просто оставят в покое. Господам в Париже будет не до них, а мы — он окинул комнату ладонью, имея ввиду то ли тюрьму, то ли свой орден, то ли святой папский престол — им поможем выяснять отношения друг с другом.

Да, они помогут. Иезуиты собаку съели на сеянии вражды. Здесь милорд нисколько не кривил душой.

— Ля-Рошель, Монтобан, Ним и другие крепости, защищаемые горожанами-гугенотами не опасны контролируемой католиками королевской власти, но… Проблема в том, что на Юге как раз и собирается армия. — Милорд выдержал паузу. — Армия, состоящая из профессиональных наемников. Небольшая, но хорошо обученная, созданная на деньги англичан. И все эти наемники вербуются здесь, в Германии.

При помощи твоего дяди!

Огорошенная Эльвира сидела, отказываясь верить услышанному. Милорд продолжил давить

— В германских княжествах всегда было достаточно наемников. Твой дядя переправляет деньги для их вербовки и обеспечивает переброску на юг Франции через Эльзас. Он далеко не святой, девочка! Он торгует войной. Торгует смертью. Смертью простых людей, перемолотых бесчувственными жерновами войны. Горем выживших, лишившихся крова, обреченных на голодное вымирание. Честью женщин в отданных на разграбление селениях. Горем потерявших родных и близких в бессмысленной религиозной бойне.