В тени Сфинкса (сборник НФ)
Шрифт:
От коробки отходили две длинные проволочки. Мусью сунул мне одну из них, которая кончалась круглой и плоской бляшкой, похожей на большую монету. На конце второй проволочки, которую держал Мусью, была прикреплена толстая черная трубочка, смахивавшая на сигару, только покороче.
— Возьми конец и прижми его к ступне левой ноги. Смотри только не коснись круглой части.
— Хорошо, мусью. Так?
— Именно так, — похвалил он меня и, приподняв больному голову, приложил к его затылку черную трубочку-сигару.
Потом он нажал кнопку на коробочке и уставился на разноцветные квадратики, которые тут же замигали. Когда он повернул какую-то ручку и Рамонсито дернулся, я решил,
— Не бойся, все идет, как надо.
А сам не сводил глаз с квадратов, которые становились все ярче и ярче. Теперь Рамонсито трясся, точно в ознобе. Выждав какое-то время, Мусью нажал на кнопку, и квадратики постепенно померкли.
— Вот и все, — сказал он мне.
Затем скрутил обе проволочки, отнес аппарат в соседнюю комнату и тут же вернулся.
— Позови взрослых.
Когда Эвасио с дядей вошли в комнату, Рамонсито уже открыл глаза, но лицо его было еще бледным. Ему помогли сесть.
— Пусть встает на ноги. Не беспокойтесь, больше с ним такое не повторится. Не кормите его два часа, а после пусть ест, сколько влезет.
От волнения Эвасио не мог слова вымолвить и только хлопал глазами, глядя то на сына, то на Мусью. Наконец он с трудом выдавил:
— Мусью… Я…
— Не нужно меня благодарить, приятель. Забирайте своего парня, а то мать, небось, уж вся извелась. И утрите слезы, вам надо радоваться, а не плакать.
Но Эвасио не мог сдержаться и разрыдался, как ребенок. Что же вы хотите, каким бы твердым ни было сердце мужчины, бывает, и оно размягчается, что твое масло на солнцепеке.
Мусью проводил нас до выхода и, подойдя к изгороди, снова дотронулся до того же кола. Эвасио и дядя вели Рамонсито под руки — он был еще очень слаб. Прощаясь, старый Эвасио протянул Мусью руку, но тот сделал вид, что не заметил этого.
— Спасибо, Мусью, большое спасибо, — повторял старик. — Если я когда-нибудь вам понадоблюсь, только кликните, я все для вас сделаю.
Мусью улыбнулся в ответ и кивнул. Мы медленно спустились с горы и направились к дому Эвасио, где нас радостно встретило все его семейство.
В тот же вечер к нам зашел Лейва и долго беседовал с дядей Фико. Потом они вызвали меня на террасу, и я рассказал им все, что делал при мне Мусью. После этого дядя сказал плотнику:
— Послушай, Лейва, а ведь дом-то у Мусью не из досок. Он только кажется деревянным, но это не дерево, а что-то другое. А изгородь? Ты бы ее видел! Ты ведь знаешь, я кое-что в этом деле смыслю. Разрази меня гром, но это не настоящая изгородь. Колья не из дерева, и проволока к ним не приколочена. Я приметил, что она пропущена сквозь колья. Нет, эта изгородь — вовсе не изгородь. А калитка? Почему он ее не сделал?
— А знаешь, Фико, мне вот что на ум пришло: если эти доски — не доски и ограда — не ограда, если дом только с виду похож на настоящий дом, если Мусью смог спасти Рамонсито, когда парень одной ногой был уже на том свете… Что же тогда получается? Кто такой Мусью, я спрашиваю? Кто он? Живет один на горе, дружбу ни с кем не водит, ничем не занимается… Не знаю, Фико, но только все это очень чудно. Никогда не встречал такого странного человека.
Так они толковали больше часа и в конце концов сошлись на том, что Мусью, видно, знаменитый чародей, который по какой-то причине бежал с родины и теперь скрывается в наших краях.
Слухи о чудесном излечении Рамонсито разошлись по всей округе, словно пламя по сухой соломе, и скоро знахарь из Бьяхакаса растерял свою клиентуру. Куда ему было тягаться с Мусью! Вот кто действительно хорошо лечил да вдобавок ничего не брал за это, а наоборот, всегда советовал тем, кто
И вот прошел этот год, наступил следующий — 1896-й. В феврале прибыл Вейлер, [9] а в апреле вышел приказ о переселении. Мы должны были отправляться в Матагуа. Всех крестьян — мужчин, женщин, детей — испанские солдаты заставляли покидать родные дома и сгоняли в города и поселки, надеясь так лишить повстанцев поддержки. В этот тяжелый, печальный год умерло много народу, в том числе моя матушка: через несколько дней после того, как мы переехали в поселок, там вспыхнула эпидемия, и она заразилась, а лекарств у нас не было. Вот если бы Мусью был там… Но он к тому времени уехал… Или погиб — это так и осталось тайной.
9
Валериане Вейлер — генерал-губернатор Кубы, автор пресловутого «приказа о реконцентрации», согласно которому все сельское население насильственно переселялось в города, чтобы лишить Освободительную армию продовольственной базы.
Помню, накануне этих событий, я рано утром собрался за дровами, как вдруг возле нашего дома появились семеро солдат, и их командир зачитал нам приказ. В нем говорилось, что мы должны собрать свои пожитки и перебраться в Матагуа. Если мы не уйдем до полудня, нас всех расстреляют. Мать тут же собрала кое-какие вещи, и мы отправились в путь. По дороге мы нагнали семейство Эвасио и дальше шли вместе. Через два часа мы уже были в поселке, где, к счастью, жила невестка дяди Фико. В ее доме мы и разместились, а вскоре к нам присоединился и дядя. Кое-кто из наших соседей ушел в леса, но мать на это не отважилась из-за моих сестренок, да и я был еще совсем мальчишка…
Так вот всех нас и переселили. Всех, кроме Мусью. Говорят, в ту ночь погибло не меньше пятидесяти солдат. Все подробности мы узнали на следующий день от одного из тех семи солдат, что приходили к нам домой. Он остался в живых, потому что был трусоват и сказался больным, когда солдаты получили приказ окружить Телячью гору.
По словам того испанца, из нашей деревни они сразу направились к горе, чтобы зачитать приказ хозяину дома, что виднелся на вершине. Солдаты были новобранцами и не знали, кто там живет. И вот отряд стал подниматься гуськом в гору вместе со своим командиром, сержантом. У входа тот остановился. Вдалеке виднелась высокая фигура Мусью: скрестив руки на груди, в широкополой шляпе, надвинутой по самые брови, он неподвижно стоял на террасе, словно давно поджидал гостей. Солдат рассказывал, что сержант несколько раз пытался пройти внутрь изгороди, но его будто что-то удерживало. А у самого солдата волосы вдруг встали дыбом, и даже воздух показался ему каким-то странным. В конце концов сержант громким голосом прочел приказ из-за ограды, но Мусью и ухом не повел. И только спустя какое-то время, почти не шевеля губами, сказал неожиданно громко:
— Я не уйду отсюда раньше полуночи.
И больше ничего не прибавил.
— Подумайте хорошенько, ведь это приказ, и если вы ему не подчинитесь, мы будем вынуждены расстрелять вас на месте, — крикнул сержант.
— Я сказал, что до полуночи отсюда не уйду.
Испанец не стал тратить время на уговоры, он приказал своим людям построиться, зарядить ружья и взять их наизготовку.
— Последний раз предупреждаю: покиньте немедленно дом или я прикажу открыть огонь! — Сказав это, сержант отошел в сторону, и семь винтовок нацелилось на Мусью.