В тени сгоревшего кипариса
Шрифт:
Фунтиков прощается с греком и направляется к своим танкам – возможно, получится прикорнуть часок-другой.
Ноябрьская долгая ночь. Темная и густая, как турецкий кофе. Она тянется, будто нудный рассказ выжившего из ума старика. Того самого, что изводит потомков воспоминаниями о чудесной юности, многозначительно поглядывая на секретер, в котором хранится его завещание.
Греки ежатся в секретах, силятся разглядеть в ее непроглядности дома осажденного города и ждут рассвета, который позволит добраться до вражеских глоток. Итальянцы понимают – утром будет атака, отбить которую, скорее всего, не получится. Им хочется растянуть ночь, как резину, – вдвое, втрое против обычного, может быть, тогда исчезнут в темноте проклятые русские танки, ударят
Любая ночь рано или поздно заканчивается. Медленно и неуверенно светлеет небо на востоке, проступают из сумрака окрестности. Провожая темноту, бойцы скребут ложками по котелкам и мискам, умываются и разбегаются по местам. К утру греческая артиллерия сменила позиции – сегодня артподготовки не будет, греки собираются захватить город, а не разрушить его. Бить будут по разведанным целям, поддерживая продвижение пехоты. Столкновение неизбежно, напряжение с обеих сторон фронта нарастает и прорывается визгом стартеров, затем рокотом танковых двигателей. Долгих десять минут итальянцы вслушиваются в голодное ворчание бронированных монстров, с надеждой поглядывают на расчеты противотанковых ружей и, увы, – немногочисленные противотанковые орудия. Хватит ли их, чтобы справиться с десятками танков, которые внезапно появились у врага? Еще осталось со вчерашнего дня удивление, размешанное с детской обидой – почему? Почему навстречу танкам противника не выходит вдвое, втрое сильнейшая волна итальянских машин? Где фашистские танковые дивизии, что так красиво смотрелись на парадах? Дивизии, которые втоптали в пыль дикие орды абиссинцев, которые стремительными ударами вспороли оборону испанских республиканцев?
Времени для размышлений оказалось немного – моторы взревели, и на жидкую линию обороны потрепанной сорок девятой пехотной дивизии двинулись танки, за которыми дружно поднялись цепи греков с винтовками наперевес. Застучали пулеметы и винтовки итальянцев, прижимают пехоту к земле, пытаясь отсечь ее от брони. Завыли в воздухе минометные мины. Открыла огонь греческая артиллерия, снаряды ударили по позициям минометов, заставили остановить огонь, сменить место. По танкам бьют двадцатимиллиметровые «солотурны». Попадание, еще одно – танк, в который угодили бронебойные пули, даже не думает останавливаться, довернул башню, ударил из пушки, нащупывая позицию ПТР. А если в гусеницу? Совсем другое дело, Т-26 повернулся, подставил под обстрел борт, но и боковая броня выдержала несколько попаданий. Тем временем позиции немногочисленных «солотурнов» засыпают снарядами соседние танки. Уцелевшие расчеты волокут свое громоздкое оружие в глубь обороны.
По флангам наступающих открывают огонь шесть уцелевших противотанковых пушек. Сразу три Т-26 останавливаются, из люков вываливаются экипажи, бросаются на землю, спасаясь от ружейно-пулеметного огня. Радость защитников не слишком продолжительна – по позициям ПТО прямой наводкой отрабатывают самоходки. Гаубичные снаряды буквально вырывают землю из-под итальянских артиллеристов. Танки ускоряются, чтобы гусеницами растереть в прах пушки и их расчеты.
Броню трехбашенных монстров не берут даже снаряды сорокасемимиллиметровых «белеров». Одному из танков удается сбить гусеницу, но ответный огонь в щебень растирает каменный забор, за которым стоят орудия. Расчеты погибают под осколками и пулеметными очередями.
Положение обороняющихся все хуже. Еще пять, максимум десять минут – и бой закипит в домах и на улицах. В этот момент в центре оборонительных позиций из окон домов вместо пулеметных очередей и гранат вылетают белые тряпки. Танки расходятся в стороны, огибают обозначенные белым кварталы, обходят дома, из которых не раздается ни одного выстрела. Сбрасывают небольшой – два десятка человек в черной форме – десант, и на высокой скорости устремляются к центру города, выпустив на прощание из выхлопных труб облака вонючего дыма. Сизая
В ведущем бой танке не до красот литературного языка – экипаж не говорит, он перелаивается короткими фразами, минимум слов, максимальное количество информации. В армии этот сленг вежливо именуется «командирским», но запись этих команд и докладов не стоит показывать в издательствах. Танкистам плевать на редакторов и корректоров, о существовании которых они в большинстве своем не имеют ни малейшего понятия.
Танк Фунтикова вылетает на очередной перекресток. Итальянский огнеметчик ошибается, огненная струя бьет в борт. Огнесмесь бесполезно растекается по закрывающему подвеску бортовому экрану, выжигает краску. Вторая может ударить в моторное отделение, найти щели, просочиться под броню, зажечь моторы…
– Правый! – ревет командир.
Одновременно с его воплем Алесь Куневич, пулеметчик правой башни, всаживает в огнеметный расчет очередь на половину диска. Баллон со смесью взрывается, и на грязной улочке албанского городка вспыхивает жаркий костер. Второй номер страшно кричит, какое-то время катается по земле, пытается сбить пламя. Куневич добивает его короткой, экономной очередью в три патрона. Несколько гранат вылетают из-за заборов, но не причиняют танкам никакого вреда. Т-28 разваливают каменную кладку заборов, пулеметчики бьют очередями в разные стороны. Итальянцы привычно разбегаются. Михаил несколькими командами назначает командирам машин места, и через минуту танки занимают позиции, направляют во все стороны стволы пушек.
Ротный на всякий случай еще раз проверяет схему – характерный изгиб улиц, площадь в квартале к востоку, минареты мечети – все верно. Его танки перекрыли коммуникации центральной части города, теперь итальянское командование не сможет перебрасывать подкрепления с одного участка обороны на другой по кратчайшему расстоянию – только в обход. Фунтиков дождался докладов командиров взводов, занявших два соседних перекрестка. Греки, не сильно отстав от танков, занимают оборону в ближайших домах. Расчет из трех бойцов сноровисто поднимает на чердак двухэтажного особнячка допотопный «гочкис» на неуклюжей треноге. В обороне – могучий агрегат, непонятно только, как пулеметчики умудрились притащить его сюда, не отстав от легконогих пехотинцев.
– Большой, я первый-раз, держу центр, как понял, прием!
– Я Большой, понял тебя, держи центр, второй на подходе, прием.
Потерять три танка на ровном месте из-за того, что не заметил поставленные ночью на прямую наводку пушки! …дак ты, а не командир роты! Алексей всаживает осколочный в окно, из которого пытался стрелять очередной пулеметчик, и усилием воли изгоняет из головы мысли о бездарно организованной атаке. Потом, после боя, придет время для разбора, а сейчас нужно грамотно довести роту до победы, нет времени на самоедство. Танки парами и тройками ломятся между домов – не спеша, чтобы не оторваться от идущей следом пехоты.
Парни Димитриадиса работают с танками неплохо, для первого раза просто отлично. Не зря потрачено время на разговоры с греческими командирами. За каждым танком идет закрепленное отделение, укрывается за броней от пулеметных очередей. Танки ломают заборы, расстреливают пулеметные точки и позиции стрелков. Пехота зачищает дома, особо смотрит, чтобы не выскочил на расстояние броска горячий итальянский парень со связкой гранат или бутылкой бензина. Греки выискивают и отстреливают расчеты противотанковых ружей. Жаль, связи с ними нет – в бою некогда следить за пехотой. Танки с расчетами ПТР расправляются эффективнее вооруженных винтовками пехотинцев, зато видят экипажи намного меньше. О радиосвязи с пехотой можно только мечтать – после боя. Сейчас нет времени, танкисты работают.