В тихом омуте
Шрифт:
– Шутишь.
– Нет, я серьезно.
– А мне кажется, это мужская кепка. Ты не видела в городе какого-нибудь нездешнего мужчину?
– Если бы я такого увидела, – живо сказала мисс Уэйли, – я бы взяла отпуск и выследила его, можешь мне поверить.
– Будь серьезной.
– Не могу. Чувствую себя спортсменкой. Примерь ее на себя, Мари.
– Я не собиралась...
– Давай. Гляди, как она смотрится. Ну, для потехи.
Мисс Барабу бросила быстрый взгляд на дверь, дабы убедиться, что она заперта, потом также примерила клетчатую кепку на себя перед треснутым
– Это смешно. Я ни за что на свете не стала бы носить такую вещь.
– А я носила бы. Так и представляю себе, как мчусь в автомобиле с опущенным верхом...
– Почему с опущенным?
– Потому что кепка для того и предназначена. Я видела такие в кино.
– Значит, вот как это случилось?
– Что?
– Кто-то ехал в открытом автомобиле по дороге над озером, кепка слетела с него и упала на берег, где ее и нашла Агата.
– Ее не могло так запросто сорвать ветром. Вот этот эластичный ремешок проходит под подбородком и не дает ей слететь.
– Как странно, – сказала мисс Барабу и впервые заподозрила неладное. – Может, это глупо, но не кажется ли тебе, что там было совершено преступление?
– Нет, такого счастья нам не видать.
– Ну, пожалуйста, будь серьезной.
– А я говорю серьезно. Я именно это и хотела сказать: нам не везет, здесь никогда не случается никаких происшествий.
– А может, это первое?
Шум обоих предоставленных самим себе классов с каждой минутой нарастал – топот, визг, хохот, свист, – но ни одна из учительниц не обращала на это внимания. Шум входил в их жизнь как составная часть ее, одним децибелом больше или меньше – какая разница.
– Я окажусь в глупом положении, – сказала мисс Барабу, – если позвеню в полицию и окажется, что совершенно напрасно.
– Все-таки позвони. – Мисс Уэйли вытащила из аптечки коробочку, выбрала один из дюжины сигаретных окурков и беззаботно закурила. – Ничего страшного, если дети немного возбудятся, это пойдет им на пользу. Угощайся, возьми хабарик.
– Нет, спасибо. Это негигиенично.
– Извини, целой у меня нет. Как было бы здорово, если бы сигареты у нас продавались так же дешево, как в Штатах.
– Я не знаю, кому звонить.
– Да в полицейский участок. Какое чудесное слово – "участок", верно?
– Не болтай, мешаешь мне думать.
– А что тебе думать? Пускай участок думает. Мы с тобой учительницы, нам платят деньги не за то, что мы думаем, а за то, что мы учим, а это совсем разные вещи.
– Помолчи, Бетти.
И мисс Барабу сняла трубку с телефонного аппарата.
Констебль Леман прибыл в школу в девять тридцать – маленький человек со смешным лицом, который принимал свою работу (но только работу) совершенно всерьез. Он приехал на своей собственной машине, стареньком "бьюике", и поэтому сразу переключил на себя все внимание любопытных школьников. Дело в том, что мотор этой машины без какого-либо злого умысла стрелял в карбюратор. По этой стрельбе добрая половина класса мисс Барабу и даже некоторая часть малолетних питомцев мисс
Дети, за исключением Агги Шанц, толпились на школьном дворе, точно стадо диких пони, а в классе мисс Барабу состоялось совещание перед столом учительницы, на котором была выставлена клетчатая кепка. Агги вовсе не разволновалась, как того ожидала мисс Барабу, а наслаждалась всеобщим вниманием. Повторила свой рассказ во всех подробностях, и Леман, имевший немалый опыт общения с собственными детьми, не прерывал ее, даже когда она сообщала о совершенно несущественных фактах, например, что она съела на завтрак или сколько малиновок видела по дороге в школу.
– Мы считаем малиновок весной, – извиняющимся тоном пояснила мисс Барабу. – Ведем журнал регистрации птиц. Для естественной истории, разумеется.
Леман молча кивнул, он прекрасно все понял, так как в свое время сам считал малиновок.
– Я их вижу больше, чем другие, – заявила Агги в приступе скромности, – в первую очередь, оттого что живу дальше всех от школы. А Борис видел американского орла.
Леман поджал губы.
– Что ж, может, и видел. Говорят, в наши края приезжают с каждым годом все больше американцев, почему бы и орлу не прилететь, а? А можешь ты, Агги, показать мне ту заветную тропинку, по которой спускаешься на берег?
– Показать-то могу. Только вам по ней не спуститься.
– Не спуститься? А почему?
– Вы слишком старый.
– Возможно, ты отчасти права, – вздохнув, польстил девочке Леман и одновременно подмигнул мисс Барабу.
Мисс Барабу, которая не привыкла, чтобы ей подмигивали, вспыхнула и в смущении обернулась к Агги:
– Конечно, ты покажешь констеблю тропинку, Агата. Я отпускаю тебя с уроков сегодня. Поедешь с констеблем Леманом.
– Я не хочу.
– Надень пальто и галоши. Агги не шелохнулась.
– Ты слышишь меня, Агата?
– Я не хочу ехать без вас.
– Ты прекрасно знаешь, что я должна остаться здесь и быть со своим классом.
– Вы могли бы отпустить их всех по домам, – с надеждой сказала Агги. – Они не будут возражать.
– Да, я уверена, не будут. Я бы и сама не возражала, если бы не надо было давать объяснения трем десяткам крикливых родителей на другой день. Но почему ты все-таки не хочешь поехать с констеблем?
– Бывают нехорошие мужчины.
– Какие?
– Которые делают разные гадости с девочками на пустынном берегу.
– О, Господи Боже мой! – Краска разлилась по лицу учительницы до мочек ушей и спустилась по шее до воротничка вязаного платья. – Я просто пыталась... да ладно, неважно. Сдаюсь. Я поеду с вами, спорить с ней бесполезно.
Мисс Барабу, устроившись одна на заднем сиденье, держалась прямо, борясь со сладким ожиданием приключения, которое все нарастало в ней с каждым оборотом колес и при каждом взгляде на лицо констебля, наполовину отражавшееся в зеркале заднего вида. "Он очень симпатичный человек. И с чувством юмора. Бетти говорила, он вдовец, все его дети выросли, и он живет один. Пора бы ему подстричься".