В тишине твоих шагов
Шрифт:
Хорошо, что появилась Катя: невозможно совсем не общаться с людьми. А Катя, она… такая, как надо. Понимающая.
– Я такая дурочка, как же он меня обругал! – от неловких воспоминаний пришлось закутаться посильнее в халат. – И правда, не стоило лезть в это дело. Просто я чувствую, что оно само не рассосется. Мне даже мерещится заговор: менты специально не шевелятся, им удобнее повесить убийство на Сеню. Улучшить статистику раскрываемости.
– Вероятно, у них недостаточно фактов, раз они до сих пор этого не сделали, – предположила Катя.
– Может быть. Но мы ничего не знаем.
– Этого не знаю, я тоже не сильна в знании законов.
– Всё равно у меня нет денег, чтобы платить ему за расследование. А Сениных сбережений хватило бы на адвоката, когда понадобится.
– А что говорят веселые ребята с верхнего этажа? Они же юристы.
Я надула щеки и проворчала:
– Они гомики, но не дураки. Кирилл понес какую-то чушь, что юристы – это еще не адвокаты, что у него финансово-правовая специализация, а Даниил пообещал направить меня к нужному человеку. Им стало неуютно, они дергались и лепили отмазы. Мне так показалось. Но я могу и ошибаться.
Настроение Кати заметно испортилось.
– Ясно, – сказала она, вздохнув, – знать бы, какие у нас шансы. На месте Донских я бы уже давно выложила тебе на тарелочке всё, что знаю.
– Он мне не доверяет, – усмехнулась я. – Я вижу по глазам. Допускает возможность того, что я могу быть в курсе дела или прикрывать брата. Не знаю. У меня столько проблем, что не было возможности остановиться и подумать, разглядеть его хорошенько, понять, что он из себя представляет.
– Думаешь, он ходит за тобой по пятам, чтобы вытянуть из тебя всё, что знаешь?
– Вполне возможно. Но как женщина, – смутившись, я поправила прядь волос, упавшую на лицо, – вижу его влечение, интерес. Вероятно, он борется с самим собой. Как следователь, он, наверное, желал бы, чтобы в этом деле быстрее сложились все детали пазла. Закрыть и забыть. У него вагон работы, телефон разрывается, папка пухнет от бумаг и протоколов. А тут еще я, везде сующая свой нос. Напрягаю.
– Вот и шевелился бы, проверял все зацепки, рыл носом землю. Ведь очевидно, что стать вдруг героем в твоих глазам ему выгодно.
– И еще общается со мной как с ребенком. Вроде того: девочка, не лезь во взрослые дела, иди скушай мороженое, посмотри мультики, взрослые сами всё уладят.
– Ты могла бы совместить приятное с полезным, – улыбнулась Катя и развела руками.
– Коварная женщина, – рассмеялась я. – Спать с мужчиной, чтобы вытянуть из него сведения? Это далеко от моих романтических идеалов. Но звучит возбуждающе.
– Вот именно, – не унималась она, – представляю, как ты встаешь с постели ночью, тихо крадешься к его папке с бумагами, листаешь с фонариком в руке, сидя под столом.
– Ты насмотрелась дешевых шпионских фильмов! Думаешь, он всюду носит с собой важные документы? Маловероятно. Может, мне еще прийти к нему в отделение и обыскать кабинет? Эй, ребята, привет, оставьте меня одну в кабинете Донских! И не забудьте положить на стол ключи от сейфа, они мне пригодятся!
Теперь мы обе уже
– Я могла бы влюбить его в себя. Так, чтобы он расшибся в лепешку, но нашел убийцу. Или чтобы уничтожил все улики и снял подозрения с моего брата. Но заставить человека чувствовать к тебе что-то серьезное, воспользоваться, а потом дать от ворот поворот не в моих правилах.
– Значит, не обещай ему многого. Принимай ухаживания, станьте ближе, – она оторвалась от экрана, чтобы подмигнуть мне, – значительно ближе, но сразу обозначьте границы отношений.
Я втянула голову в плечи, как черепаха, и, помолчав немного, согласилась:
– Да, когда он рядом, мне хочется совершить что-то подобное. Я ведь не железная. Но пугает его взгляд: более вдохновенный, чем похотливый. Мне кажется, Донских по-настоящему увлечен. Он ухаживает, а не стремится первым делом затащить меня в койку. И он не парень на одну ночь, а это диктует другие правила игры. Любовь – это когда ты смотришь на человека и понимаешь, что не проживешь и дня без него. А когда я смотрю на Сергея, представляю, что будет, если я со временем перестану желать его с прежней силой и придется просто терпеть. Такое уже было, я знаю, о чем говорю. От этих мыслей мне не хочется даже начинать.
– О, пессимистка, – возмутилась подруга, хлопнув себя ладошкой в лоб, – я ей намекаю: у тебя давно не было мужика, кровь застоялась, так наплюнь же на приличия, завали этого жеребца прямо на этом диване и хорошенько…
– Не надо произносить при мне это слово.
– Какое?
– Которое ты собиралась сказать, – покраснела я.
– Вовсе нет, – прыснула со смеху Катя, – я собиралась сказать «отлюби».
– Я так и планировала сделать, но разве что в самых смелых своих фантазиях!
– Пресвятые угодники! Да я бы сейчас не отказалась от хорошего секса, но мне уже год никто его не предлагает. Станешь тут озабоченной!
– Я раньше не думала, что ты такая пошлая, – захихикала я, закрываясь подушкой.
Лицо Кати расслабилось и в одно мгновение приняло скорбное выражение:
– Я просто отчаянная, мне нечего терять. Целый год я делала всё, чтобы твой брат меня заметил. Нужно было просто набраться смелости и сказать как есть. Да – да, нет – нет. Это не так страшно. Гораздо страшнее то, что он лежит сейчас там, я готова сказать всё, что на душе, но он не услышит.
– Услышит, он обязательно очнется, даже не сомневайся.
– Я верю в это всем сердцем.
– Спасибо, что помогаешь мне. Дома, в больнице с мамой, с Ксюшей. Ты настоящий друг.
Катя кивнула. Я осторожно похлопала ее по руке.
Мы сидели, молча смотрели сериал и думали каждый о своем. Внезапно дверь приоткрылась, в проеме показалась голова Даниила. Я мысленно обругала себя за то, что не закрылась на засов. Полоска света скользнула в гостиную.
Ужасно не удобно, когда в квартире нет прихожей. Ты сразу видишь входящего. Входящий сразу тащит грязь с ботинок и одежды в гостиную. Негигиенично. Зато если ночью придут тебя убивать, не придется выбегать в коридор. О чем это я?