В толще льда
Шрифт:
– Все-то у вас не жизнь, а дерьмо получается, – ворчит Наташа. – И смехота.
– Смехота не смехота, да только так вот получилось, что в советское, хреновое, время умудрился я купить эту машину. А теперь? Черта с два я бы смог ее купить. С вашими дерьмократами-капиталистами, с нынешней элитой сраной.
– Почему – с моими? – вопрошает Наташа с удивлением в голосе. – Разве похоже что я из элиты, пусть даже местной?
– Ну, это ясно, – продолжает разливаться водитель. – Элита на попутках да без охраны не ездит. Куда
– Думаете?
– А то! Одни – из мести за все, что они, падлы, сотворили со страной и с нами. Другие – из зависти, что этому больше досталось, чем им, и заодно чтоб награбленное их братаном к своим грязным лапам приклеить… ну, такие тоже пули достойны и когда-нибудь дождутся. Третьи – конкурента убрать, да и этих стоит следом за конкурентом отправить.
– Какай-то вы кровожадный…
– Я? Это не я, это они такие. У нас ведь какая конкуренция? Нет конкурента – нет проблемы. Прям не капиталисты, а сталинские выкормыши.
– Сталинские? А он-то тут при чем?
– Чему вас, барышня, в школах учат? Это Сталин сказал: нет человека – нет проблемы… А наши бизнес-бандюки подхватили… Эх! Все у нас перемешалось. Бывшие комсомольские боссы, бывшие секретари обкомов-парткомов и бывшие бандюки. Все теперь называются бизьнесьменами, – с сарказмом выговорил мужик. – А на деле – все они одного цвета – черного. Иуды и бандюки. И никакие не бывшие. От рождения были они такими. Такими и остались. Все остальное, как говорит моя жена, – макияж.
– Ну да, конечно, вы еще скажите, что раньше бандитов не было и всем жилось лучше, раз вы машину тогда купили.
– А ты, милая, разве жила в то время? Небось только сиську мамкину пососать успела. Или в первый класс пойти… Да! Дерьма хватало. Как везде, кстати. Но хорошего было больше, чем теперь. К примеру, такая вот мелочь. Если раньше я на ней… – водитель ласково похлопал по рулю -…мотался только по своим делам, то теперь, чтобы ее подремонтировать да бензинчиком заправить, приходится, вот, извозчиком работать, а не дома под пивко телик смотреть.
– Ну, и как? – подает голос Наташа.
– Что – как?
– Удачно?
– Что – удачно?
– Извозчиком вкалывать? – с иронией осведомляется Наташа. – На бензинчик с запчастями хватает?
– По-разному случается… – охотно рассказывает водитель, не замечая или не желаю замечать Наташиной иронии. – А вообще, сначала и страшновато было, и машину жалко… Народ всякий попадается… Мерзавцев и другой разной мрази в новые-то времена заметно прибавилось.
– Но привыкли же?
– В общем, да, можно сказать, почти освоился. Только по вечерам все равно не по себе – чересчур уж всякой шушвали расплодилось. Иногда еду, смотрю – голосуют. И не останавливаюсь…
– И почему это?
– Та-акие рожи попадаются…
Фары автомобиля выхватывают
– Возьмем? – спрашивает водитель и начинает тормозить.
– Нет-нет! – восклицает Наташа. – Некогда мне!
– Жалко человека. Один на дороге. В такое-то время.
– Я тороплюсь! – сварливо объявляет Наташа.
Водитель останавливает машину возле парня.
– Спросим, может ему по дороге. – И – парню: – Тебе куда?
– До Зерновской балки.
Водитель вопросительно смотрит на Наташу.
– Это же крюк какой! – негодующе говорит Наташа.
– Пешком-то долго, – как будто соглашается водитель. – А на машине – и не заметите. Всего-то пара-тройка километров.
– Мы же договорились, – раздражается Наташа.
– Сколько даешь? – спрашивает водитель у парня.
– Сколько попросишь… Папаша, тороплюсь я.
– Садись.
– Я, между прочим, тоже тороплюсь, – злится Наташа.
Довольный парень забирается на заднее сиденье.
– Всех мигом доставлю, куда требуется, – примирительно обещает водитель. – А лишние денежки на дороге не валяются.
Наташа, надувшись, отворачивается к окну. Что тут поделаешь? Не выходить же из машины! Место пустынное. Тьма – хоть глаз выколи. Жилье – в стороне от трассы. О такси можно и не вспоминать. Разве что по мобильнику попытаться вызвать? Да и то неизвестно, поедет кто сюда или нет и сколько ждать придется. Других попуток и вовсе не видать – час поздний, все по норкам попрятались. Пока в этих местах дождешься попутки или такси – десять раз ограбят, двадцать – изнасилуют и пару раз убьют.
34
Свешников и Дима стоят в зале Хранилища. Оба вооружены: у Димы в руке пожарный топор, у Свешникова на плече тяжелый лом. Перед ними – перевернутые, искореженные стеллажи, битые банки с заспиртованными животными.
– Любопытно… – бормочет Свешников, глядя вниз.
Он приседает на корточки, кладет на пол свой лом и разглядывает угол металлической полки с торчащими вверх стеклянными зазубринами. На стекле и на полке – блестящие янтарные полосы странного вещества. Свешников прикасается к одной полосе. Та беззвучно лопается.
Свешников растирает вещество между пальцев. Оно тянется, как густая слизь. Свешников нюхает его, брезгливо морщится, оглядывается и вытирает руку о валяющееся рядом разорванное чучело енота. Снова берется за лом.
– Да, странное создание, – задумчиво произносит он, выпрямляясь.
– И опасное, – добавляет Дима с ожесточением. – А это сейчас – главное.
– Как бы его увидеть? – бормочет Свешников.
Дима слышит слова профессора и тут же вспыхивает:
– Ну, уж не-е-ет! Мы так не договаривались! Это вы уж сами! Я его не видел – и видеть не желаю. Хватит того, что я его слышал. И видел то, что оно творит.