В третью стражу
Шрифт:
«Вполне!» — Олег кивнул своему отражению в зеркале, проверил запасные обоймы в карманах, и вышел из дома.
Через полчаса он затормозил около гаража, где дожидалась своего часа «машинка бога войны», и, припарковавшись неподалеку, подошел к двери.
— Это я, Шульце. — Ответил он, когда на аккуратный стук из-за двери осведомились, кто это и что этому кому-то понадобилось в половине восьмого утра?
— Ну? — Спросил Олег по-немецки, когда Кольб открыл дверь. — Вы готовы?
— Д-да. — Выглядел поганец неважно: бледен как полотно, глаза тусклые, нижняя губа подрагивает.
«Не боец… Но с другой стороны…»
— Не надо бояться. — Сказал Олег,
— Я не боюсь. — Голос усталый, хриплый.
«Будем надеяться».
— Я в этом не уверен. — Улыбнулся Олег, закуривая.
— Вы можете на меня положиться.
Боже, как жалобно прозвучало это заверение!
«Детский лепет… Но тебя, парень, никто силком в нацисты не тянул, не так ли?»
— Как там наш клиент? — Спросил Олег, переходя к главному.
— Он спит. — Промямлил Питер Кольб, и по его виску скатилась мутная капля пота.
— Ну раз спит, значит, жив. — Усмехнулся Олег и положил руку на плечо собеседника.
— Жив. — Как эхо повторил его последнее слово Кольб.
— Хорошо. — Кивнул Олег, но руку с плеча Питера так и не снял. — Вы помните, что надо делать?
— Д-да. — Выдавил из себя «подлый нацистский наймит». — Подъехать, остановиться, заглушить мотор, поставить на стояночный тормоз и уходить.
— Но не бежать. — Поднял вверх палец Олег. Он снял-таки руку с плеча Кольба и мог теперь жестикулировать.
— Не бежать. — Согласно кивнул Кольб.
— А где остановиться? — Этого задохлика следовало проверять все время, потому что доверять такому, это, знаете ли, верх несерьезности.
— Там, где вы мне скажете. — Пролепетал Кольб.
— Верно. — Олег снова положил руку на плечо Питеру Кольбу и заглянул ему в глаза. — Никакой отсебятины, дружище, а то яйца оторву и заставлю съесть. Ты мне веришь?
— Д-да.
— Вот и славно. — Оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. — Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться прямо напротив двери кафе или, если получится — напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но, умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!
— А вот и наш друг.- Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она… То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Иди, знай, что да как! Но с другой стороны, не психует, не мандражирует, за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.
«Неординарная женщина… Есть женщины в замках альпийских! — О! Почти Некрасов» — нервно ухмыльнулся Федорчук.
А между тем, месье Рур раскурил трубку, подошел к краю тротуара лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый «Барре» Сергеичева.
— Такси! — Крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. — Такси!
— Будет тебе такси, только не голоси! — По-немецки сказала Ольга и закурила, глядя, как подкатывает к клиенту загримированный черт знает под кого и уже совершенно не похожий на себя Степан.
— Тебе его не жаль? — Спросил Виктор, аккуратно трогая угнанный накануне Олегом шестицилиндровый «Делаэ 135».
—
— Того самого? Сальвадора? — Виктор увидел темный Ситроен «Traction Avant», пристроившийся за такси «Сергеичева» и одобрительно кивнул. Ну что ж, никто ведь и не считал товарищей чекистов дураками. Ведут клиента. Причем ведут издали, чтобы заметить хвост, если и когда он вдруг возникнет у приятеля товарища Маршала. Но они такой вариант, к счастью, предусмотрели, и Виктор держался «очень позади», но и Матвеев следил, чтобы его ненароком не потеряли.
154
Испанский самозарядный пистолет «Астра» модель 400 — коммерческое название армейского пистолета модели 1921 года под патрон 9*19 Para или 9*23 Lungo, с магазином на 8 патронов. Практически не имел выступающих деталей.
— Того самого? — Спросил Федорчук.
— Да.
— Круто! А Магритт? Фамилия знакомая, но вспомнить…
— Он художник сюрреалист такого же уровня, что и Дали, а, может быть, и выше. Дело вкуса.
— Ага. — Сказал Виктор, чтобы что-нибудь сказать. — А ты его, стало быть, в лицо знаешь.
— Моя сестра защитила диссертацию на тему «Магический реализм Магритта и движение Сюрреализма», а я ее редактировала.
— И к чему ты его вдруг вспомнила? — Вот тут и сомнений быть не могло. Наверняка, этот Магритт не просто так к разговору приплелся.
— Он прожил в оккупированной Бельгии всю войну. — Ольга выбросила окурок в окно. Голос у нее был ровный, но Виктор уже понял, что сейчас услышит. — Страдал ужасно. Даже краски стал использовать более темные.
— Тоже позиция. — Не стал спорить Виктор.
На самом деле это было крайне больное место во всей их эскападе. Что есть минимальное зло, необходимое и достаточное для создания некоего гипотетического Добра, и в то же время простительное перед ликом божьим? Ольга права. Этот Магритт — будь он трижды гений — жил при немцах и не тужил. То есть, тужил, разумеется, и, наверное, конфет своим детям купить не мог, но в то же самое время его, Виктора Федорчука, родные умирали от голода в блокадном Ленинграде. Виноват ли в этом Магритт? Виноваты ли украинские родственники Федорчука, пережившие в селах Полтавщины оккупацию, что другие его родственники гибли в боях или от истощения? Нет, наверное. Однако сейчас перед ним самим — перед ним, перед Олегом, Ольгой, Степаном, перед всеми ними — стоял выбор: смерть нескольких французов и какого-то числа советских военных и чекистов или… А вот в этом «или» была заключена вторая большая проблема. Знай они наверняка, что все это не напрасно, было бы куда как легче. На душе, на совести, на сердце… Но ведь и не делать ничего нельзя, иначе зачем всё?. Вот и думай. Головой.
Волей-неволей, а приходилось петлять и нарезать круги. Клиент всегда прав, не так ли? Так, и Матвеев, изображавший сейчас Сергеичева выполнял распоряжения Реми Рура, которого, видно, кто-то успел научить, что и как делать, по пути на рандеву с таким другом военной молодости. Они «добежали» до Сены, перебрались в Сите и, затем, по мосту Petit Pont на Rue Sain-Jacques, где месье Фервак приказал свернуть налево на Rue Dante…