В трущобах Индии
Шрифт:
— Ну-с! — сказал он своим друзьям. — Это ни более ни менее, как обман наших чувств вследствие случайного сходства, которым мы не должны увлекаться ввиду физической невозможности подобного факта.
— Это Барбассон, Сердар, — отвечал ему Рама, — я узнал его шляпу, его обычную одежду… Каково бы ни было сходство, оно не может доходить до таких мельчайших подробностей.
— Но рассуди сам, — сказал Сердар, — мы ведь ни единой минуты времени не теряли в дороге. «Диана» занимает первое место по своему ходу среди судов на этом море и обгонит какой угодно пакетбот. И вот мы приезжаем сюда, а Барбассон, которого мы оставили в постели, благодушный
— Как себе хочешь, Сердар, но глаза мои говорят, что это сам Барбассон, а рассудок прибавляет: там произошла какая-то страшная драма и наш товарищ бросился за нами вдогонку, чтобы сообщить нам об этом. В Гоа он нашел эту красивую яхту и перегнал нас.
— Чистейший самообман, мой бедный Рама!
— Смотри, вот он опять на палубе, не спускай с него подзорной трубы; если это он, то сейчас же ты увидишь с его стороны какой-нибудь знак.
— Но, неисправимый ты резонер, если он догонял нас с той целью, чтобы сообщить что-нибудь важное, почему же он до сих пор не явился сюда? Он двадцать раз мог подплыть сюда на своей лодке.
— Это, по-моему, неопровержимое доказательство, — нерешительно поддержал его Нариндра.
— Это Барбассон! — упорствовал Рама. — И я прекрасно понимаю, почему он ждет ночи, чтобы явиться сюда.
Сердар для очистки совести навел еще раз на яхту подзорную трубу. В ту же минуту индусы увидели, как он побледнел… Не успели они еще обратиться к нему с вопросом, как Сердар с совершенно расстроенным лицом обратился к ним и сказал шепотом:
— Это Барбассон! Он также смотрел в подзорную трубу и, узнав меня, три раза притронулся указательным пальцем к губам, как бы в знак молчания. Затем он протянул руку к западу, что я понимаю так: как только наступит ночь, я буду у вас. Ты был прав, Рама, — в Нухурмуре случилось что-нибудь особенное.
— Или только готовится еще!
— Что ты хочешь сказать?
— Подождем до вечера; объяснение будет слишком долгое и не обойдется без восклицаний, жестов удивления, компрометирующих выражений лица… и без этого уже довольно… Нариндра меня понимает.
— Если ты все будешь говорить загадками…
— Нет! Ты знаешь, Сердар, как мы тебе преданы, так вот» одолжи нам несколько секунд еще, ну, несколько минут, солнце скоро уже сядет… Мы хотим объясниться непременно в присутствии Барбассона; сердце говорит мне, что нам при нем легче будет объяснить то, что мы хотим тебе сообщить.
— Однако…
— Ты желаешь… пусть будет по-твоему! Мы скажем тебе, но ты предварительно дай слово исполнить то, о чем мы тебя попросим.
— О чем же это?
— Мы вынуждены сказать, что нарушим молчание только с этим условием.
— Как торжественно! — сказал Сердар, невольно улыбаясь, несмотря на все свое волнение. — Ну! Говори же!
— Прикажи немедленно, не спрашивая у нас объяснения, заковать Рам-Шудора и посадить его в трюм.
— Я не могу сделать этого, не зная, на каком основании вы требуете такого приказания. — отвечал Сердар, переходя от одного удивления к другому.
— Хорошо, тогда подождем Барбассона.
Сердар не настаивал, он знал, что друзья не будут говорить, а потому оставил их, чтобы отдать необходимые приказания на ночь и распорядиться относительно сигнальных огней — необходимая предосторожность при
— Сойдем в вашу комнату, — поспешно сказал он Сердару, — никто, кроме Нариндры и Рамы, не должен знать, что я здесь, на судне, а в особенности никто не должен слышать то, что я скажу.
Дрожа от волнения, Сердар провел его в свою комнату, находившуюся в междупалубном пространстве, где никто не мог их подслушать, не попав на глаза рулевому. Нариндра и Рама последовали за ним. Закрыв дверь каюты, Сердар бросился к провансальцу и схватил его за руки, говоря:
— Ради Бога, мой милый Барбассон, что случилось?.. Не скрывайте от меня ничего.
— В Нухурмуре произошли ужасные вещи, а еще ужаснее те, которые должны случиться здесь. Но прежде чем сказать хотя бы одно слово, прошу не спорить, — дело идет о жизни всех нас, — не спрашивать никаких объяснений, вы узнаете все… Охраните себя прежде всего от Рам-Шудора.
Услышав эти слова Барбассона, произнесенные им с необыкновенной быстротой, без всякой почти передышки, Рама и Нариндра вскрикнули и бросились к дверям… Но в ту минуту, как выйти, они вспомнили вдруг, что только один Сердар вправе распоряжаться… Остановившись, они ждали, еле переводя дыхание…
— Да идите же, — крикнул им Барбассон, — не допускайте его говорить с кем-нибудь.
— Идите, — сказал Сердар, понявший деликатность своих друзей, побудившую их остановиться. — Скажите, что по моему приказанию.
Рама и Нариндра поспешили на переднюю часть судна, уверенные, что найдут там мнимого факира.
— Спокойно и без борьбы, Нариндра, — сказал Рама, — будем действовать лучше хитростью.
— Рам-Шудор, — сказал Рама индусу, который курил, спокойно облокотившись на планшир, — командир требует, чтобы сегодня вечером все сидели у себя в каюте.
— Хорошо, я пойду, — отвечал туземец.
Не успел он войти в каюту, как Нариндра спокойно закрыл задвижку и поставил на страже одного из матросов, поручив ему не выпускать оттуда пленника. Исполнив эту обязанность, оба поспешили к Сердару и рассказали ему, с каким хладнокровием позволил Рам-Шудор запереть себя.
Бесполезная предосторожность! Поручение Рам-Шудора было уже на пути к исполнению. Они опоздали! Барбассон должен был распорядиться об этом еще на палубе в самый момент своего прибытия.