В тупике бесконечности

Кельт Владимир

Отношения между ними, и прежде бывшие не самыми радушными, окончательно разладились, когда Ира выбрала брата. И ладно бы еще он тоже ее любил, но Лео всегда преследовал только интересы бизнеса. Он четко делил людей на нужных и на балласт; даже обижался исключительно, когда ему это выгодно. Ирина на тот момент была ему нужна, чтобы закрепиться на Марсе и поэтому Лео принял ее любовь. Все с тем же снисходительным, скучающим выражением на лице, будто говорящим окружающим: «Пришлось пожалеть. Что же поделать, если она меня так любит». Егор помнил вечер, когда пытался донести это до Иры.

Он запросил связь с Марсом, пока ожидал согласования, а затем соединения, выпил. Пожалуй, больше, чем было нужно. Затем, лишь услышав голос Иры, говорил: долго, убедительно, удивляясь самому себе. Он был не мастак вести задушевные беседы, но в тот раз все было иначе: сами собой находились именно те, нужные слова, которые четко передавали мысль. Ира все выслушала, и когда поток его внезапного красноречия иссяк, сухо сказала: «Я и без тебя все знаю. Но это неважно. Мне нужно, чтобы он просто был рядом – и все».

И все. Больше они после того разговора не общались, но узнав, что Лео с Ирой расстались, Егор испытал болезненную радость триумфа. «Ведь я говорил!» – хотелось кричать ему. Но он промолчал, сделав вид, что его это не интересует.

А после известия о смерти Иры, стало окончательно «и все».

Неожиданно над столом появилось сизое облако, в котором проступило лицо брата.

– Привет, земляне, – сказал он с привычной ленцой в голосе.

Егор мысленно выругался – появился, звездной пылью не запылился. Женщины встрепенулись.

– Здравствуй, сынок!

– Хай, брателло! Как урожай яблок на Марсе? – Натка приветствовала брата всегда только этой фразой независимо от времени года.

Мама подсела на диван к Нате, отец встал из-за стола и, обойдя его, остановился у жены за спиной. Егор понимал, что нужно тоже встать – у Лео ограничен угол обзора – но не мог заставить себя изображать радость. Чтобы его поведение не вызывало подозрений, он торопливо положил себе несколько больших ложек умопомрачительно пахнущего жаркого и стал есть, поглядывая в сторону голограммы брата.

За полгода прошедшие с их последней встречи, Лео приобрел еще больше отличительных черт нового марсианина. От рождения они с Егором были близнецы, но брат довольно рано изменил свою внешность, перекроив себя в брюнета с впалыми щеками аскета. Последние же изменения все сильнее удаляли его от человека: на лбу и ладонях появились спиралевидные разводы, резко выступающие скулы, отчего глаза с огромными черными зрачками казались упрятанными глубоко в череп.

Натка сразу же оценила перемены в облике брата, и Егор уже знал, каким будет ее следующий образ.

– Егор, хватит лопать, иди к нам! – позвала Ната.

– Дай ребенку поесть нормально, – осадила мама. – Совсем со своей работой желудок на сухомятке испортил.

– Угу, – промычал Егор, активно работая челюстями.

– Все откармливаете своего героя, – насмешливо заметил Лео.

Кусок нежнейшего мяса встал у Егора в горле.

– Приезжай домой, и тебя откормим! – ответила за него сестра.

– Спасибо, я всем доволен, – сухо заметил брат.

– Как ты там, Ленечка? – спросила мама.

– Внимательно! – неожиданно заявил отец.

Все повернулись

к нему.

– Вениамин Львович, мы это уже обсуждали, – продолжал он, глядя перед собой, и все поняли, у папы в голове включился очередной деловой разговор.

Сделав жест, мол, продолжайте без меня, Бестужев-старший вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Мать с сестрой вновь повернулись к Лео.

– Лёня, как твой проект по терра… не помню, как дальше, – снова начала мама.

– Терраформированию, – поправил Лео, и вновь Егору почудилось, что брат полон насмешки. – Прекрасно. Процесс движется, и движется быстро. Башни работают стабильно, коптят атмосферу не хуже вулканов. – Он открыто улыбнулся. – А недавно «Центр» всерьез прислушался к советам моей лаборатории и наконец-то занялся магнитным полем Марса. Мы развернули космический магнитный модуль в точке Лагранжа.

– В точке ково-о-о? – отвесила челюсть Натка.

– Лагранжа. Это такое место в космосе, между Марсом и Солнцем, там модуль может висеть столетиями и ему не нужно использовать двигатель. Это изобретение создаст поле в два тесла, примерно как в адронном коллайдере. А на поверхности планеты полем займутся буры. Если все сделать правильно, то благодаря моей идее, терраформирование ускорится. Лет сто удастся срезать.

Наставив вилку зубцами на брата, Егор резко спросил:

– Ты был на могиле Иры?

Спирали на лбу Лео проступили ярче прежнего.

– Егор! – воскликнула мама.

Натка наступила под столом ему на ногу, но Егор сделал вид, что не заметил ни ее предостережения, ни маминого вскрика. Вспомнив, что брат под таким углом его не видит, встал из-за стола и подошел вплотную к голограмме.

– Так был или нет? – с угрозой спросил Егор.

– Еще нет.

– Ну, конечно! Терраформирование-то важнее!

– Ты меня в чем-то упрекаешь? – холодно спросил Лео.

– Только в одном. Что тебе было насрать на нее при жизни, а теперь насрать даже на память о ней.

– Прекратите! – отчаянно воскликнула мама, но на нее никто не обратил внимания. Наташа закрыла уши ладонями, отгородившись от семейной ссоры.

– Ну конечно, – презрительно бросил Лео. – Только ты у нас тут праведник. Защитник угнетенных и обездоленных. То-то я смотрю, даже стены в доме побелели от одного твоего присутствия.

– Не суди о вещах, в которых не разбираешься, марсианский выродок! – захрипел Егор. Его захлестнула такая ярость, что он два сдерживался, чтобы не дать в морду голограмме, как бы глупо это не выглядело.

– Ну это уж слишком! – воскликнула мама. – Валера! Ната, зови отца, они меня до инфаркта доведут!

Она тяжело опустилась на стул, держась за грудь.

Егор понял, что перегнул.

– Простите, – пробормотал он, и, бросив на стол вилку, вышел из комнаты.

[1] Поль Гоген – Французский живописец, скульптор-керамист и график.

Глава 3. Татья

Метроплекс Санкт-Петербург, планета Земля