В тылу врага
Шрифт:
Проехали Мариамполь. До Каунаса оставалось меньше сорока километров. Мимо проносились длинные колонны грузовиков, направлявшиеся в сторону фронта. Разведчики всё ещё были одеты так, как при переходе линии фронта. Им хотелось показаться в таком виде в штабе, а заодно и сохранить на память одежду, которая столько дней служила им камуфляжем. Чтобы убить время, Тамара с Наташей весело обсуждали план вечеринки, которую они устроят по случаю счастливого возвращения. Тони умолял их подождать до его выздоровления, когда ему можно будет и выпить по-настоящему, и потанцевать, в противном же случае он умрёт от огорчения. Тамара, по обыкновению, подтрунивала
Все сочувствовали Генрику, поскольку это было уже третье его ранение в сорок четвёртом году. А Генрик, хотя нога у пего была как в огне, отшучивался, говоря, что это лишь должок, который он обязательно должен оплатить. Мысленно он уже подбирал слова для рапорта, который через каких-нибудь полчаса отдаст руководству разведотдела. Думая об этом, он чувствовал, как безудержная радость переполняет его сердце, особенно после того, как встречавший их капитан рассказал ему о нетерпении, с каким в штабе ждут их возвращения. И было от чего радоваться: все вернулись живыми, задание по мере сил выполнили, с собой имели немаловажные документы и сведения. Всё это настраивало Генрика на радостный лад. Тамара и Наташа, прижавшись друг к другу, с разрешения командира затянули популярную на фронте песню, остальные подхватили. Машина промчалась по улицам
Каунаса, свернула в один из переулков и наконец въехала во двор знакомого дома.
Шесть недель тому назад другой грузовик отвозил их отсюда на аэродром. Теперь они возвратились. Один за другим выпрыгивали из кузова. Тони вынесли на носилках, помогли сойти Генрику, который, опираясь на суковатые палки, заменявшие костыли, счастливыми глазами искал вокруг знакомые лица. К нему направлялся заместитель начальника отдела с несколькими офицерами. Генрик поднёс руку к козырьку немецкой фуражки:
— Товарищ полковник…
Он не успел докончить. Полковник стремительно обнял его и, повторяя: «Генрик, Генрик…» — целовал, сжимая всё крепче и крепче. Затем он попал в объятия других встречавших. То же происходило с Андреем, Сергеем, Тамарой и остальными разведчиками. Все что— то одновременно говорили, о чём-то расспрашивали, целовали друг друга, как будто не виделись много-много лет. А ведь их разлука продолжалась всего только полтора месяца! Но из вражеского тыла возвращается далеко не каждый…
Затем их торжественно провели в здание. Лишь Тони увезли в больницу. Поначалу хотели прихватить туда и Генрика, но тот категорически отказался, попросив прислать врача сюда, в штаб. Все собрались в одной комнате. Генрик с Андреем по очереди рассказали о своих приключениях со времени последней операции с «мерседесом» и до перехода фронта. На лицах собравшихся было написано удивлённое восхищение. Лица пришельцев с той стороны всё ещё носили следы лихорадочного возбуждения, были исхудавшими, тёмными от пыли и ветра и выражали нечеловеческую усталость. Полковник запретил их утомлять дальнейшими расспросами, приказав приготовить баню, чистое бельё и постель, прислать парикмахера. Он попросил остаться только Генрика, которому прибывший врач сделал перевязку ноги. У Генрика не хватило сил даже дойти до кабинета полковника. Его внесли туда на руках. Там уже находились Андрей с Сергеем. Генрик расстегнул мундир, достал из внутреннего кармана толстый пакет с документами, картами, схемами и передал полковнику. То же
24
После бани, в чистой постели и тихой комнате, Генрик проспал почти сутки. Докучала лишь рана: поднялась температура, а с ней пришли и разные сны — хорошие и плохие. Он проваливался куда-то в тёмную пропасть, а парашют никак не хотел раскрываться. Генрик просыпался в холодном поту, но спустя мгновение опять погружался в сои. Ему снилось, что он снова очутился в Борецкой пуще, увидел шоссе, сидел в засаде, стрелял, а потом всё изменилось, и он уже брёл не спеша прекрасным зелёным лугом.
Его не будили, так как знали, что сон для него теперь — лучшее лекарство.
Когда он проснулся, то не сразу понял, где находится. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, только рана в ноге продолжала гореть. Попробовал встать. В это время в комнату заглянул один из офицеров и, увидев, что
Генрик не спит, приоткрыл дверь пошире. И тотчас же пулей влетел Эдек и со смехом и слезами бросился брату на шею. Они замерли без слов, прижавшись друг к другу и забыв на мгновение обо всём на свете. Затем Генрику опять пришлось рассказывать о своих похождениях в борецких лесах. Эдек слушал как зачарованный, с раскрытым ртом.
Воспоминания были прерваны голосами в коридоре. В следующую секунду дверь раскрылась настежь, и па пороге появились Тамара и Наташа с букетом невесть где раздобытых цветов, а за ними — остальные разведчики. Генрик даже не сразу узнал их: такие все были бодрые, принаряженные и радостные. Тут же они сообщили ему о самочувствии Тони, дела у которого быстро шли на поправку.
— Слушай, Генрик, — с серьёзным выражением лица обратилась к нему Наташа, — прошу тебя, выздоравливай скорее. Помни, что на нашем вечере первый танец ты танцуешь со мной. Ведь ещё в пуще ты обещал провести меня в полонезе, как-никак это ваш национальный танец.
Что делать, пришлось снова заверить Наташу, что, как только нога поправится, он не только полонез, но и польку, и другие танцы с ней станцует.
Андрей с Максимом втащили в комнату Генрика стол и несколько стульев. Тамара с Наташей вынимали из рюкзаков продукты, а мужчины доставали из карманов бутылки.
Когда в комнату вместе с санитаркой вошёл пожилой седой врач, у него при виде такого нарушения больничного режима даже дыхание перехватило. Укоризненно покачивая
головой, почтенный эскулап в то же время улыбался понимающе. Однако, несмотря на просьбы Генрика отложить перевязку до утра, он остался непреклонен. По его команде сестра начала снимать бинты. Все, вытянув шеи, с опаской смотрели на большую сквозную рану. Доктор долго и тщательно осматривал места входа и выхода пули, бурча что-то под нос. Но на вопрос о серьёзности ранения уверенно ответил, что это сущий пустяк и что через пару недель Генрик сможет хоть вприсядку пускаться.
После таких слов отпустить врача просто так было нельзя. Открыли бутылки и наполнили стаканы.
— За твоё здоровье, Генрик! — крикнул кто-то.
— Нет! — возразил тот. — За здоровье пущи!
Все посерьёзнели. Смысл тоста был понятен.
Только доктор смотрел на всех вопросительно. В комнате становилось всё веселее. С сожалением вспоминали Тони: уж он бы тут показал себя! Ну ничего, на намечаемой вечеринке он своё возьмёт!
Позже подошли офицеры разведотдела. Поскольку их приход явно не носил служебного характера, то и им пододвинули стулья, нашлась и посуда.