В вихре пепла
Шрифт:
– Можно на «ты», – поправила его, снова испытывая непонятную робость под его взглядом, – и это очень неожиданное предложение.
– Я не настаиваю, просто если тебе интересно это, я был бы рад иметь в штате такого сотрудника.
– А специфика какая?
– Сельскохозяйственные корма для животных. У меня небольшой цех на базе старого комбикормового завода.
– Честно, я думала над тем, чтобы выйти на работу, но мне надо обсудить этот вопрос с Костей. Просто если Мишка заболеет, то …
– С этим никаких проблем. Оплачиваемый больничный на любой срок.
– Когда мне надо сообщить ответ?
– В любое время. Давай, я забью свой номер, – он протянул руку, и я, не отводя
Если бы я не знала, что мое согласие вызовет очередной скандал, то ответила бы прямо сейчас. Но прежде мне надо выдержать истерику Баталова, дать ему пару дней, чтобы он смирился с этой мыслью, и уже потом со спокойной душой ответить Егору.
– Баня готова, – крикнул Костя и, закрыв дверь, направился к нам. – Дамы вперед, вы все равно не паритесь, быстро прибежите.
– Веники запарил?
– Обижаешь, – делано возмутился муж. – Свеженькие…
Остаток вечера я старалась не встречаться взглядом с Егором, который то и дело на себе ловила, совершенно не зная, как на это реагировать и списывая все на свое стеснение. Поддерживая разговор с Ирой, периодически отвлекалась на сына или ходила в кухню, чтобы дорезать хлеб или принести что-то необходимое из соусов или приборов, особенно в моменты, когда мужчины выходили из бани в одних полотенцах.
Около девяти вечера дети уже начали зевать, и Ира засобиралась домой. Проводив их, Баталов понес Мишку в баню ополоснуться перед сном, так как забираться в душ или в ванну сын категорически отказался, а я принялась за уборку, делая все нарочито медленно.
Муж уже после парной намекал на то, что не прочь закончить этот вечер в горизонтальной плоскости. Я же это его желание не разделяла, мне хотелось остаться в одиночестве, в тишине, один на один со своими мыслями. После вчерашнего конфликта мне не то, что с ним спать не хотелось, но и разговаривать особо тоже. Проблема в наших отношениях всегда была еще в том, что после конфликтов Костя переставал злиться или обижаться первый, а мне всегда нужно было время, чтобы переварить ситуацию. Вот и сейчас отсиживаясь на кухне, изображая бурную деятельность, я ждала, когда муж заснет. Трусливо и неправильно. Правильней надо бы поговорить, сесть и все друг другу высказать, обосновав свою позицию и попытаться решить все недопонимания. Но, зная почти со стопроцентной уверенностью, что подобные разговоры у нас обычно заканчиваются громким скандалом, я молчала, и буду молчать пока Мишка дома. Мне хватило одного раза, чтобы перестать выяснять отношения с мужем при сыне, одна единственная фраза, застрявшая в моей памяти, выбитая клинописью в сознании, сказанная как-то им после нашей очередной ссоры с Баталовым: «Мам, для меня нет в жизни ничего хуже того, когда вы с папой ругаетесь». По-детски построенная фраза резанула тогда по сердцу настолько сильно, глубоко и больно, что теперь я даже свое раздражение на мужа скрывала, не давая сыну и повода переживать. Дети не должны быть в эпицентре войны между взрослыми, они не должны наблюдать, как два самых дорогих для них человека не могут найти общий язык, зарываясь в ворохе своих обид. Дети не виноваты в том, что взрослые в силу своей боли, несдержанности и глупости совершают ошибки, болезненно раня друг друга. В этом нет детской вины, и они не должны за это платить своим правом чувствовать защищенность, любовь, семью и безопасность в этой семье не только физическую, но и эмоциональную. Поэтому сейчас я тут на кухне натираю до блеска тарелки, избегая возможного конфликта и ситуации, в которой пришлось бы через себя переступать, выполняя прихоть мужа.
Глава 5
– Я
– Зачем? – не отрываясь от поглощения ужина и погрузив взгляд в телефон, который держал перед собой.
– Что бы видеть хоть что-то, кроме стен собственного дома, бесконечной уборки, готовки и твоего недовольного лица.
– Кто тебя возьмет? Наступит зима, Мишка начнет бесконечно болеть, пара больничных, и тебя тут же попросят. Сейчас никто не будет просто так платить бабки за то, чтобы ты на больничном сидела по три недели в месяц.
Резануло болезненно по нутру, больше его холодным безразличием, чем резкостью слов.
– То есть, Баталов, я в твоих глазах выгляжу настолько бездарной и бесполезной, что гожусь только в качестве посудомойки и уборщицы в твоем доме? – скрипнув зубами, произнесла ровно, стараясь сохранять спокойствие.
– Я совершено другое имел в виду, – отложив телефон, перевел на меня свой взгляд. Почтил вниманием, наконец-то. – Ты, вообще, меня слушаешь?
В тоне нескрываемое раздражение, опостылевшее уже до отвращения, потому что о чем бы я ни завела разговор, я натыкаюсь на это недовольство, ставшее уже основной реакцией на мои слова.
– Слушаю и ох**ваю от твоей борзоты, – снова, держа себя в руках и не повышая тона, хотя хотелось не просто наорать, а разбить что-нибудь об его голову, ну или как минимум пару тарелок об пол.
– Я. Выхожу. На работу.
Произнесла твердо, выделяя каждое слово, давая отчетливо понять, что ни один его аргумент принят не будет, и я не передумаю.
– Егор вчера предложил мне место делопроизводителя, и я соглашусь.
– Ради копеек пойдешь юбку протирать по девять часов? Или ты думаешь, что там зарплата, как у тебя в «Ресурсе» была? Тогда раздели на десять то, что ожидаешь увидеть, – прозвучало едко с долей иронии и злобной насмешкой, вызывая этим во мне лишь еще большую неприязнь.
– Мне плевать, сколько там платят. Сколько бы ни заплатили, это будут мои деньги, и я не буду постоянно чувствовать себя попрошайкой.
– В этом проблема? В деньгах? Жень, что за бред? Я тебе хоть раз отказал в чем-то?
– Нет, но и если я не спрашиваю нужную сумму, никогда не предложишь и не спросишь, а если что-то у меня, а нужно ли что-то мне.
– Бл*дь,– выдохнул, откинув на стол приборы, которые, ударившись о поверхность, издали резкий звон, заставляя на секунду сжать веки. – Что с тобой вообще происходит? Я не пойму, откуда это все повылазило-то? Все эти годы все было нормально, тебя все устраивало. Сейчас что произошло?
– Устраивало? Серьезно? – приподняв бровь и делая глоток кофе, стараясь не показать, насколько все это меня ранит. – И это кто кого не слышит, Кость?
– Ты вот нахрена мне мозг кипятишь на ночь глядя?! – прорычал так, что я внутренне вздрогнула.
– Не кричи, Мишку напугаешь, – не повышая тона и не отводя взгляда, наблюдала, как он, стиснув зубы, пытался унять эмоциональную бурю, разразившуюся внутри, сжимая и разжимая кулаки, выравнивая дыхание. Ему понадобилось около полминуты, чтобы взять себя в руки.
– Хорошо, – произнес с неким пренебрежением, словно кинул голодной собаке желаемую кость. – Хочешь работать – иди работай, я не против. Я просто подожду, когда ты наиграешься и тебе надоест, – и поднявшись, вышел из кухни, оставляя на столе недоеденный ужин и меня, одиноко пьющую свой давно остывший кофе.
Что-то быстро он сегодня сдался, обычно дольше распыляется. Посуду он, конечно же, за собой не помыл. Не царское это дело, видимо. Но весь вечер посвятил Мишке, поиграл с ним в конструктор, сам искупал и уложил спать.