В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
— Продолжайте.
— Дальше: Джейкобс оставляет дверь незапертой. И кто об этом знает? О, только Джейкобс. Вы помните, я расспрашивал его об этом довольно тщательно. Он выходил последним и заблокировал замок. Позже, когда они были у Эпштейнов и собирались вернуться за Музом, Горфинкль спросил, как они попадут туда, и тогда Джейкобс сказал им, что он заблокировал замок так, чтобы тот не защелкнулся. Это обычный замок для входной двери с двумя кнопками. Одна отпускает защелку, а вторая блокирует ее. И заметьте, именно тогда Дженкинс сказал, что ему надо немедленно отправляться домой, потому
— Вы думаете, что по дороге в Бостон он заехал в Хиллсон-Хаус?
— Чертовски уверен в этом. У него была возможность — я имею в виду его мотоцикл. И у него был мотив. Он единственный, о ком мы точно знаем, что у него был мотив.
— Потому что молодой Картер издевался над ним? А вам не приходит в голову, что Дженкинс мог привыкнуть к такому обращению? Что этот эпизод мог быть просто очередным — в длинном ряду ему подобных, от которых он страдал всю жизнь?
— Вы хотите сказать, что к этому можно привыкнуть. Конечно, но такое, бывает, накапливается, и этот случай мог стать последней каплей. Можно утверждать и то, и другое. Я-то думал, вас обрадует такой поворот событий.
— Обрадует? Обрадует то, что юноша, который был у меня дома, хоть и недолго, подозревается в убийстве?
— Бросьте, рабби. Давайте будем реалистами. Муз Картер убит, и это означает, что кто-то убил его. А кто под подозрением? До настоящего времени это были дети из вашей конгрегации и Мейер Пафф, еще один ваш человек. Я думал, вас обрадует, что это не они и не кто-то, с кем вы связаны, а какой-то приезжий, посторонний.
— Ах, посторонний. Благодарим тебя, Боже, за постороннего!
Рабби поднялся со стула и стал расхаживать взад и вперед по комнате.
— Мы, евреи, празднуем Песах в течение двух дней. Во многих отношениях это самый необыкновенный праздник, и мы празднуем его необыкновенным способом. Мы начинаем с того, что очищаем дом от всей пищи и даже от всей посуды, которой пользуемся в течение года, и в течение праздничной недели мы не только покупаем особую пищу, но и готовим ее в особой посуде и едим ее на особых тарелках особыми приборами, которыми пользуются только на этой неделе. В канун праздника мы проводим трапезу, которая повторяется на следующий вечер. И в каждом случае трапезу предваряет сложный ритуал, в котором самый младший из присутствующих спрашивает о значении трапезы, необычной пищи, которую мы едим, и необычном способе еды. И тогда мы, остальные участники трапезы, объясняем, как мы были рабами в Египте, и как нас угнетали, и как Бог откликнулся на наши страдания и вывел нас мощной рукой из рабства и гнета.
— Да, рабби, я знаю происхождение этого праздника. Но в чем суть?
— Суть в том, что Песах не просто праздник благодарения или радости. У нас несколько таких праздников, но этот — единственный, у которого есть тщательно разработанный особый ритуал и который содержит особый набор правил, Агаду, чтобы мы выполняли его исключительно точно. Почему?
— Расскажите.
— Чтобы запечатлеть его уроки в нашем сознании, — сказал рабби. — Это мнемоника, нитка на пальце, способ вложить в наше сознание и память то, о чем люди предпочли бы не думать или легко могут забыть.
— Один раз в год папа римский моет и целует ноги нищим, — сказал Лэниган.
— Именно. И он, без сомнения, извлекает пользу из урока смирения, который это дает ему, — слегка наставительно
Лэниган рассмеялся.
— Хорошо, рабби. И чему же учит ваш праздник?
— Это связано с особой заповедью, основной в нашем законе: «И когда будет жить у тебя пришелец в стране вашей, не притесняй его… как житель страны среди вас пусть будет у вас пришелец; ибо пришельцами были вы в стране египетской».
— Вы имеете в виду, что я несправедлив к Дженкинсу, потому что он цветной и не из нашего города?
— Вы арестовали его, и он признался?
— Мы еще не нашли его, рабби, но найдем. Мотоцикл — не автомобиль. Его можно закатить по тротуару в прихожую или даже в подвал, и попробуй найди. Но я предупредил полицию Нью-Йорка, и они найдут его.
— Но у вас нет никаких бесспорных улик — только то, что вы считаете мотивом и возможностью.
— О, у нас есть хорошая улика. Мы нашли ее в самый первый вечер, почему я и отпустил домой вашу молодежь. Как только они рассказали нам про Муза и мы поняли, что это убийство, я послал своих людей порыскать вокруг Хиллсон-Хаус и посмотреть, что там можно найти. И мы нашли. Перед домом есть высокая и широкая живая изгородь, и позади нее, на мягкой земле, в месте, не видном с улицы, мы нашли четкий отпечаток мотоциклетной шины.
Глава XLVII
Плотник робко вошел, неуклюже снял старомодную, широкополую войлочную шляпу и в ответ на приглашение рабби сел на край стула.
— Жена решила, что я должен переодеться, — сказал он, объясняя, почему на нем черный костюм, начищенные до блеска черные ботинки, белая рубашка с неудобным, тесным воротником, широкий кричащий галстук. — Из уважения, понимаете.
Рабби кивнул — не потому, что понял, но как знак, чтобы тот продолжал.
— Лэниган позвонил мне сегодня утром и сказал, чтобы я пришел подготовить похороны. Он сказал, они решили, что им не понадобится вскрытие.
— Понимаю.
— И когда я все подготовил, я решил, что зайду поблагодарить вас.
— Я ничего не сделал, мистер Картер. Ничего.
— А я считаю, что если бы вы не пошли вечером в понедельник…
— Нет, мистер Картер, — твердо сказал рабби, — это действительно не имело никакого отношения к их решению. Шеф Лэниган вполне справедливо отказался выдать тело тогда, потому что у него были сомнения относительно причины смерти. Справедливые, как оказалось. Когда выяснилось, что смерть наступила от удушья, эксперт сказал ему, что вскрытие не нужно, что оно им ничего не даст. Насколько я понимаю, острое алкогольное отравление приводит к параличу нерва, который управляет дыханием, так что действие на органы то же самое, что при удушье.
— Я все же думаю, что если бы вы не пошли туда, они все равно могли бы это проделать. Доктора делали так и просто для практики, это известно, — неодобрительно добавил он.
— Вы организовали похороны? — спросил рабби, чтобы сменить тему.
Картер кивнул.
— Это будет в тесном кругу — только семья. Мы не хотим толпы, только семья и мой друг, проповедник, с которым я работал во время кампании против фторирования. Он скажет несколько слов.
— Думаю, так лучше всего.
— Вы знаете, рабби, я мог бы спасти мальчика. — Картер сжал кулаки. — Я не сказал бы этого своей жене, но вам я говорю.