В воздушных боях. Балтийское небо
Шрифт:
Полным ходом пошла подготовка к перебазированию. До станции Пестово полк перебросили на автомашинах. Там нас погрузили в товарный состав. В «телятниках» мы должны были добраться до станции Кобона, что на восточном берегу Ладожского озера. Настроение было приподнятое. Период учебы закончился, но как-то тревожно было на душе: а все ли мы отработали для предстоящих боев? На станции Тихвин, недавно освобожденной от гитлеровцев, рядом с нашим составом остановился еще эшелон, и между ними получился коридор. Из наших вагонов высыпали авиаторы, а из соседнего эшелона — пехота. Появился баян, начались пляски. Их оборвала команда: «По вагонам!»
И снова под перестук колес мимо поплыл лес. Огромная дверь вагона открыта на полный ход. В Тихвине к нашему составу прицепили вагоны с подарками для ленинградцев от Ташкента. Манерко
Вот и Волховстрой. Я бывал в нем неоднократно, но теперь его было трудно узнать. Разбит старый мост, наведен новый. Разбитые дома, кругом груды кирпича. Мой родной Новгород тоже стоит на реке Волхов, как и Волховстрой. Но сейчас там немец. Недавно в газете «Красная Звезда» был опубликован аэрофотоснимок Новгорода. Я с трудом отыскал место, где мы жили. Все деревянные дома сгорели, красавец-мост разбит…
Станция Кобона — начало Дороги жизни. Отсюда перевозят продукты для Ленинграда. Кругом склады. В небе истребители несут барраж, охраняют склады и Дорогу жизни, которые часто подвергаются воздушным налетам. У пирса на парах военный буксир. Спешно, но без суеты, идет погрузка. Собрав летный состав, командир полка приказал:
— Всем быть на верхней палубе!
Вместе с нами на палубе разместились молоденькие лейтенантики. По виду они напоминали солдат, но только на солдатских шинелях в петлицах — по два «кубаря». Они, как и мы, ехали на защиту Ленинграда. На ходовом мостике, за телеграфом, стоял командир средних лет. Хорошо пригнанная морская форма ладно облегала молодцеватую фигуру. Закончилась погрузка, и командир буксира спокойным голосом скомандовал:
— Отдать носовой! — Потом через паузу: — Отдать кормовой!
Наш буксир медленно отвалил от стенки и, развернувшись, взял курс на запад. С выходом в Ладогу на палубе стало свежо, резкий холодный ветер прогнал нас с палубы. В кубрике, куда мы спустились, было тепло и накурено. Полным ходом шла «травля». Техник самолета Гриша Литвиненко вспоминал летчиков, летавших на его самолете.
— У нас в эскадрилье были два друга — Дмитрий Князев и Григорий Монахов, вечная им память! Вот они дружили! Сколько раз попадали в переплеты и всегда выручали друг друга.
Наверняка Литвиненко это рассказывал для нас, молодых летчиков.
— Это были прекрасные летчики, — продолжал он, — виртуозы, не щадя своих жизней били они врагов.
Добрым словом вспоминали техники боевые дела погибших летчиков — Кочегарова, Алехина, Цветкова, Чабукиани… Вскоре все затихло. Потом с разных углов с присвистом послышался храп. Сначала он был робким, а потом перешел в резкий и уверенный…
Рано утром нас выгрузили на станции «Ладожское озеро». Мы на ленинградской земле. С Ленинградом у меня связано многое: здесь жил и работал мой отец, здесь училась моя мать. Здесь, после школы, в 1938 году я работал в «Облтехмонтаже». В 1941-м мною был закончен 1-й Ленинградский Летный аэроклуб. 31 июля 1941 года мы уехали из Ленинграда. Под Любанью наш поезд попал под вражеский налет. Сначала Ме-110 отбомбились по поезду, а потом с малой высоты расстреливали бегущую толпу людей. В нашем вагоне было убито 19 человек. В соседнем вагоне ехали летчики, видно, за самолетами. Я запомнил, как у вагона на насыпи лежал убитый средних лет полковник. Из правого виска еще струилась алая кровь. Он лежал прямо, только левая рука его была отброшена в сторону. На загорелой руке на золотой цепочке тикали золотые часики…
Незаметно к станции подкатил пригородный поезд с чисто вымытыми вагонами.
— Заходите, дорогие сынки! — приветствовала нас средних лет проводница.
Говорят, что на войне люди становятся лучше: и отзывчивее, и добрее. Но это добрый человек становится добрее, лучше, а негодяй остается негодяем.
Весь путь до Ленинграда мы смотрели в окна… Прибыли мы на Финляндский вокзал, и, как всегда, нас предупредили:
— С вокзала ни шагу. Ждать распоряжений!
На Загородном проспекте у меня жила знакомая девушка. Мы были знакомы еще в Новгороде. Я помнил, с каким трудом во второй половине июля мы отправили ее в Ленинград. Она осталась с отцом и матерью в Ленинграде, но в 1942 году ее отец умер. Теперь мне очень хотелось повстречаться с ней…
Стало известно, что нас вечером переправят кораблем прямо в Ораниенбаум: от Тучкова
22
Был переименован в октябре 1918 г. к первой годовщине Октябрьской революции и вновь стал называться Невским с 13 января 1944 года. (Прим. авт.)
Быстро темнело. Погрузившись на минзаг «Вятка» [23] , пошли в Финский залив. Нас предупредили:
— В пути корабль будут обстреливать с южного берега, — и поинтересовались: — А плавать-то вы умеете? Может, придется искупаться!
Действительно, когда мы вышли в Финский залив, с захваченного врагом берега началась стрельба. Стреляли трассирующими пулями, которые гасли в темноте далеко от нашего корабля. Так и простояли мы на палубе, пока не пришли в Ораниенбаум. На берегу нас ждала грузовая машина, и по асфальтовой дороге вдоль берега залива мы прибыли к новому месту базирования. Не доезжая до поселка Лебяжье, машина свернула влево на проселочную дорогу. В полутора километрах от берега оказался наш новый аэродром. Нас привезли на взлетно-посадочную полосу. Рядом с ВПП — с трех сторон окруженный лесом основной аэродром, он стоял раскисший. Все полеты весной производились только с ВПП, она была расположена юго-восточнее деревни Борки, отделенная от основного аэродрома участком пересеченной местности и связанная с ним узкой проселочной дорогой. ВПП имела размер 1100 x 60 метров. За ее границей местность была болотистая, растительность почти отсутствовала, и это усложняло маскировку самолетов. По краям полосы на деревянных настилах с северной стороны стояли истребители, с южной — штурмовики Ил-2. Тут же стояли улетевшие из Новинок 5 новеньких Як-7Б и 6 ЛаГГ-3. Укрытий для самолетов в районе ВПП не имелось.
23
На самом деле сетевой заградитель. Имел водоизмещение 527 т., вооружение состояло из 3 45-мм пушек, 1 крупнокалиберного пулемета, нес тральное оборудование, мог нести 40 мин заграждения. Сетевой заградитель «Вятка» был заложен в мае 1939 г. в Сталинграде, вступил в строй 19.07.41, по внутренним водным путям был переведен в Ленинград и 31.07.41 вошел в состав КБФ. Участвовал в обороне Таллина и Ленинграда. (Прим. ред.).
Нас приехало 25 пилотов, и еще 5 летчиков были уже в Борках. Лишь 11 летчиков имели опыт войны. 7 сержантов-пилотов так и не закончили ввод в строй, и 4 летчика были оставлены на аэродроме Богослово для переучивания на новые самолеты.
Прибывших пилотов здесь же, на полосе, проинформировали, что при боковом ветре более 4 м/с полеты с полосы производить трудно. А если учесть отсутствие у нас опыта посадок при боковом ветре, то будет «труба»… Укатанность рабочей части ВПП недостаточная, грунт ослаб после ливневых осадков.
Укрытий для летно-технического состава в районе полосы, кроме брезентовой палатки, не было. А вот на границе основного аэродрома были оборудованы добротные «рейфуги». Так называли убежища, укрытия — от английского «refuge». Пять слоев бревен надежно укрывали самолеты от вражеских бомб. В западной части от деревни Борки — множество хорошо оборудованных землянок. До нас на этом аэродроме базировался 3-й Гвардейский истребительный авиаполк, который ушел в тыл переучиваться на новую технику.