В забытой стране
Шрифт:
Это, наверное, напоминает вам слова «Сезам, откройся» из сказки «Али-баба и сорок разбойников», и я, не скрою от вас, вначале подумал то же самое. Изучая в течение многих лет культуру древнего Египта, которую я любил всей душой, я прочитал не одну магическую надпись и был достаточно опытен, чтобы не поверить в правдивость этих строк. Однако впоследствии я понял, что в надписи не было ничего магического и все объяснялось довольно просто. Дело заключалось в том, что дверь в гробницу вместе с настенной надписью представляла собой своеобразный замок, подобный тем замкам «с секретом», которые
Большая часть надписи содержала «Заклятие скарабея». Поскольку вы знакомы лишь с немногими древнеегипетскими богами и не знаете египетского учения о перевоплощении, я считаю нецелесообразным переводить все «Заклятие», в котором упоминается целый ряд богов с ссылками на различные мифологические предания, и ограничусь вольным, значительно упрощенным переводом этого отрывка.
«ЗАКЛЯТИЕ СКАРАБЕЯ
Гробница Серафиса вечно будет охраняться вечно бодрствующими стражами, которые никогда не покинут своего поста и грудью своей будут защищать тело князя Фив. Если же смертные подымут руку на жрецов, охраняющих гробницу, то боги спустятся на землю с четырех сторон неба и жестоко покарают убийц.
Скарабей проклинает того, кто первым попытается проникнуть в гробницу, и предупреждает, что сам Анубис уведет этого дерзновенного богохульника туда, где его ожидают вечные страдания. На того, кто посмеет похитить жука-скарабея, чтобы завладеть с его помощью сокровищами из гробницы Серафиса, ляжет печать вечного проклятия бога Хепера. Преступник нигде не найдет спасения от стражей тела Серафиса, которые будут преследовать его по всей земле. На каждом шагу его ожидают только беды и несчастья, и не обрести ему вновь покоя до тех пор, пока не расстанется он с амулетом. Если же он осмелится пересечь Страну солнца, где рождаются красные воды Нила, то погибнет среди горячих и мертвых песков».
Даже на мгновение я не мог представить себе, что в этой надписи есть хотя бы доля истины, и сейчас, спустя много времени, я вижу, что в целом мое отношение к «Заклятию» было правильным — лишь немногое из сказанного в нем оказалось правдой.
Я не знал, что мне делать с амулетом Серафиса. По-видимому, жук-скарабей теперь принадлежал мне, так как в музей он попал совершенно случайно, а его настоящий хозяин — старый Рамешвар — отказался от него. Наверное, я в ближайшие же дни отнес бы жука к себе на работу и передал бы его в собственность музея, если бы не последующее событие.
Утром, когда я завтракал, в комнату вошел слуга и доложил, что меня хочет видеть какой-то господин. Подумав с раздражением, что сейчас не время для визитов, я все же прошел к себе в кабинет, куда слуга провел столь раннего посетителя, и увидел там высокого человека с запоминающейся внешностью. Его лысая голова была окружена венчиком черных волос, и, хотя он не носил ни усов, ни бороды, кожа на подбородке и щеках была такой темной, что казалось, будто он не брился несколько дней. Большие черные блестящие глаза выражали твердую решимость.
Я поздоровался
— Дхандас Джаухри, адвокат, — громко ответил он и замолчал, по-видимому считая преждевременным говорить о цели своего прихода.
— Простите меня за нескромность, но не приходитесь ли вы родственником господину Шивнатху Джаухри? — поинтересовался я.
— Да, конечно. Шивнатх Джаухри, убитый в 19.. году в городе Данапуре, мой дядя.
— О! Но я надеюсь, что ваш визит ко мне не имеет никакого отношения к этому трагическому происшествию.
— Вы ошибаетесь. Если бы мой дядя не был убит, я никогда не пришел бы к вам.
Признаюсь, мне как-то сразу стало не по себе, хотя я и старался ничем не выдать охватившего меня волнения и казаться спокойным и вежливым, каким должен быть хозяин в присутствии гостя.
— Вы разожгли во мне сильное любопытство. Присядьте, пожалуйста, — обратился я к Дхандасу и указал на кресло.
Он тотчас же уселся в него, достал из кармана пачку старых записных книжек и положил их на стол.
— Господин профессор, я считаю вас самым крупным из современных египтологов, — начал он.
Я из скромности опустил голову.
— Вы, по-видимому, не знаете, что мой дядя Шивнатх очень интересовался той областью знаний, в которой вы считаетесь крупнейшим специалистом. Занимаясь торговлей шелком, он посетил много стран, и эта страсть к передвижениям была у него настолько велика, что он продолжал путешествовать и после того, как оставил торговлю. Но больше всего влекла его к себе одна никому не известная страна, о которой он знал очень много. Однако, прежде чем рассказать об этом подробнее, мне хотелось бы, господин профессор, задать вам один вопрос в надежде услышать от такого уважаемого и ученого человека, как вы, ясный и прямой ответ. — Дхандас замолчал и испытующе посмотрел на меня.
— К вашим услугам, — сказал я, выдержав его взгляд.
— Известен ли вам жук-скарабей Серафиса? — спросил он.
Трудно описать мое состояние, когда я услышал этот вопрос. Изумление было настолько велико, что я на некоторое время лишился дара речи и подумал, не сон ли это. Хотя фиванский князь Серафис умер несколько тысячелетий назад, мне показалось, будто он неотступно преследует меня.
Мне не хотелось лгать, и, как только я пришел в себя, я честно сказал:
— Если бы вы задали мне этот вопрос несколько дней назад, я ответил бы вам «нет». Но с тех пор многое изменилось, и поэтому я говорю вам, что не только знаю об этом жуке-скарабее, но что он находится в данный момент в одной с вами комнате.
Едва я произнес это, как Дхандас вскочил с кресла и кинулся ко мне. Лицо его стало белым, как полотно, и он задрожал.
— В этой комнате! Где же? Покажите мне! Покажите мне его скорее! — зарычал он.
Я взглянул на него с удивлением и страхом, потом не спеша подошел к письменному столу, открыл ящик и достал амулет.
Дхандас выхватил у меня из рук жука-скарабея и, не задерживая внимания на великолепном изображении бога Хепера, плывущего в лодке по священной реке, из чего мне стало ясно, что он ничего не понимает в египтологии, впился глазами в иероглифическую надпись.