В закрытом гарнизоне
Шрифт:
Несмотря на то, что командир эсминца трижды менял курс, уходя вправо, Шуманин продолжал следовать встречным курсом, а на дистанции в 4 кабельтова, вероятно потеряв ориентацию относительно маневра надводного корабля, отдал команду резко повернуть влево, подставив лодку под его удар.
В результате эсминец врезался в правый борт «М-200» в районе 5—6 отсеков. Подводная лодка стала быстро оседать кормой, в течение 6—10 минут дифферент достиг 80 градусов, после чего она стремительно затонула.
На поверхности остались 8 моряков,
В 20.00 по таллинской военно-морской базе была объявлена «боевая тревога» и в район аварии начали выходить корабли Восточно-Балтийской флотилии. В 21.05 был обнаружен отданный с лодки аварийный буй и установлена связь с 1-м отсеком, однако к этому времени моряки, находившиеся в 3 и 4-м отсеках уже погибли.
В течение ночи в район аварии вышло 16 спасательных судов с двумя кранами. Первоначальный замысел командующего флотилией, завести под корпус лодки стропы для буксировки на мелководье с целью вывода экипажа на поверхность, осуществить не удалось. Не сумели организовать и подачу в 1-й отсек воздуха через забортную арматуру.
До этого, в 04.00, подводники сообщили, что они надели спасательное снаряжение и подготовили отсек для самостоятельного выхода на поверхность. Однако, вместо того, чтобы дать «добро», собравшиеся начальники всех рангов принялись совещаться, в итоге чего решение о выводе личного состава было принято спустя почти сутки с момента аварии.
Лодку же планировалось поднять мощными кранами двух спасательных судов.
Начало работ определили на 18.00, однако из-за ухудшения погоды спасательные суда сдрейфовали, и телефонный кабель аварийного буя был оборван. Связь с лодкой прекратилась.
Возобновили спасательную операцию на следующее утро.
В 03.47 спущенные водолазы нашли лодку, и при осмотре корпуса в открытом верхнем люке 1-го отсека был обнаружен мертвый подводник, включенный в ИДА*.
Спасать было уже некого.
После обрыва связи оставшиеся в отсеке подводники поняли, что надеяться не на кого и приняли решение выходить самостоятельно. Однако после длительного пребывания в холодной воде, в условиях высокой концентрации углекислого газа и давления, моряки лишились сил и мичман, первым вошедший в люк, умер от сердечной недостаточности, закрыв остальным путь к спасению.
Спустя еще шесть дней М-200 была поднята спасательным судном «Коммуна» и отбуксирована в Таллин.
…На море опустились сумерки, и далекая точка на фарватере исчезла.
– Ну, вот и все, – глядя в окно, вздохнул Славка.
– Все, – согласился я.
Где-то тоскливо прокричала чайка.
Примечание:
«Пентагон» –
ИДА – изолирующий дыхательный аппарат.
Метель
За окном сумерки полярной ночи, в кабинете рассеянный свет лампы и пыхтение фарфорового чайника на лодочной электрогрелке.
На противоположной стене матово отсвечивает географическая карта Мира, а под ней два сейфа и пустых стола. Оба моих «сожителя» в Северной Атлантике.
Смяв очередной окурок в пепельнице, я встаю из-за заваленного бумагами своего, беру стоящую на нем чашку и наливаю туда очередную порцию заваренной до дегтярного цвета жидкости.
Несколько глотков крепкого чифиря вместе с новой беломориной проясняют голову, и в ней снова возникают мысли.
Завтра Новый Год и это радует.
Он первый из последних семи, который, наконец-то, я встречу дома.
Все предшествующие были в казармах, на плавбазах, общежитиях и гостиницах.
Всхлипнув от удовольствия, я тяну к себе очередную, с грифом «секретно» папку и продолжаю оперативное творчество.
Спустя час оно прерывается резким звонком и, чертыхнувшись, я поднимаю трубку.
– Здорово! – слышен в ней бодрый голос дежурного по Особому отделу флотилии, моего однокашника Васи Нечая. – Ну, как дела?
– Дела у прокорора, – бурчу я. – У меня делишки.
– Придется отложить, дуй к нам, тебя адмирал вызывает.
– Понял, – бормочу я, хотя ничего не понимаю.
Драть меня вроде не за что, показатели в порядке и через неделю предстоит автономка, а для инструктажа рано, он в день выхода.
– А ты не зна….
– Пи-пи-пи, – отвечает трубка, и я кладу свою на рычаг.
Спустя пару минут, очистив стол и заперев стальной сейф, я напяливаю на голову шапку (флотилийская контора в пяти минутах хода) и спешу по пустынному коридору к выходу.
– В отдел флотилии, – бросаю скучающему у тумбочки вахтенному и нажимаю кнопку автоматического замка.
Далее гул бетонных маршей лестницы, хлопок пружинной двери за спиной и легкие наполняются морозным воздухом.
Скрипя ботинками по снегу, я рысцой трушу между двумя рядами казарм в сторону высящейся на берегу залива светлой многоэтажки, изредка бросая взгляды по сторонам.
В базе завершается суточный оборот службы, из чернеющей вдали режимной зоны*, в направлении парящего на сопке камбуза целеустремленно шествуют экипажи, на высоком, темно-фиолетовом небе, зажигаются первые звезды.
Пересчитав скользкий гранит ступеней, я шаркаю подошвами по лежащему на крыльце резиновому коврику, тяну на себя упругую дверь и захожу внутрь.
Там тепло, блеск линолеума и усатый Нечай в комнате дежурного.
– Как он? – жму приятелю руку и киваю в сторону начальственного кабинета