В заповедной глуши

Мартынов Александр Игоревич

Михал Святославич вздохнул и сделал странное движение - Вальке показалось, что лесник хотел потрепать его по волосам:

– Но тут не в этом дело, Валентин... Если их посадят... в общем, я узнал. Их убьют. Во время медосмотра скорее всего. Где-то через год-полтора, чтобы не было подозрений.

В пальцах Вальки треснул стакан. Горячая жидкость выплеснулась ему на руку.

– Так, - сказал Валька.
– А. Да. Конечно...
– он присел, поболтал рукой в луже.

–

Следствие будет идти ещё не меньше полугода, наверняка - больше, - продолжал Ми-хал Святославич. Мальчишка не видел его искажённого мукой лица.
– Будет сделано всё возмодное. Вплоть до - если иные выходы будут исчерпаны - налёта на конвой при пере-возке... Валя, мальчик!
– Михал Святославич с силой поднял мальчишку на ноги.
– Ну! Не надо! Ты не один. Мы выручим твоих. Мы обязательно их выручим. Верь! Мы сильнее!

Валька поднял лицо. В свете фонаря над площадкой Михал Святославич увидел его - и испугался. Испугался узнавания. Он видел такие лица когда-то... давно... когда пятеро бойцов во главе с капитаном Ельжевским прошли через полсотни духов, изрубив, искром-сав и смяв их, как манекены.

– Вы думали, я плачу?
– странно спросил мальчик. И улыбнулся: - Нет, я не плачу... Олег Иванович сказал мне, что тут есть кузнец. Хороший,настоящий кузнец... Михал Свято-славич... Он не мог бы сделать мне нож? Говорят, он делает какие-то особенные ножи. Мне так сказали. Мне нужно. Правда нужно, дядя Михал, - с силой добавил он.

Лесник несколько секунд смотрел на мальчишку. Потом кивнул:

– Идём.

* * *

Тропинка вилась по косогору между густых мокрых кустов.Впереди - казалось, вда-ли - горел огонёк.Валька молчал всю дорогу, молчал и шагавший впереди Михал Святосла-вич. И приземистый домик, чем-то похожий на коробку из-под ботинок, вынырнул из те-

154.

мноты неожиданно, словно из-под земли вырос.

Изнутри домика доносились уханье,грохот,шипение,лязг, скворчание, прочие стран-новатые и просто не очень-то приятные звуки - но их перекрывало могучее пение:

– Я узнал, что люди... такие сильные,

В них налита кровь, жизнь дающая,

И любой удар они выдержат

Ведь не зря железо покорно им.

Ловкой ковкой бить... раскаленное,

И творить... творить - вновь иллюзию,

Им огонь не страшен, и в пламени

Они видят сон, сон спасения!

Голос

у певца в самом деле был хороший, как у солиста какого-нибудь многомедаль-ного хора, только с небольшой хрипотцой. Валька заслушался, а Михал Святославич не мешал ему...

– Я узнал, что люди... такие крепкие,

Разрывают сталь, словно ниточку,

Оставляя огонь сознания,

Различающий темное... светлое

И не даром ввысь устремляются

К небосклону, виды видавшему,

Люди, крылья себе сковавшие,

Золотыми точками ставшие.

И кипящий жар - мерно под воду,

Раскалить! а потом...стужею...

Заживут все ожоги медленно,

И отмоется пепел с фартука.

Я узнал, что люди... такие слабые -

Телефона обломки по полу!

Батарейки звенят, обижены,

По углам разлетевшись слезами.

Ведь за твердостью молодецкою,

И той прытью - небесной скоростью

Притаился рассудок тоненький...

Пощади! Убери-ка рученьки!...

Я оставлю гореть без памяти

Раздраженное сердце витязя...

Знаешь... люди такие слабые,

Только с виду они... железные (1.)

– Пошли, - подтолкнул вздрогнувшего Вальку Михал Святославич.

– А... да, - Валька двинулся наконец-то с места и поднял голову. Над входом в помеще-ние, над покосившейся металлической дверь, которую, как видно, не открывали полнос-тью сто лет, висела металлическая табличка - красной эмали, с остатками золотых букв:

ЦЕНТ

УПРА НИЯ

ПОЛ И

МО

СССР

– и золотой звездой, неожиданно яркой...

Михал Святославич пропустил Вальку вперёд.

Внутри было... в общем, ни "светло", ни "темно" назвать это не представлялось возможным. В угольной темноте метались алые языки пламени и рассыпались золотые веера, фонтаны и снопы искр. Оглушительно грохал металл, и кто-то огромный тёмным силуэтом высился возле старинной наковальни, вросшей в проломленный деревянный пол. Было жарко, огненно-жарко.