В завалах
Шрифт:
— Орудия вперёд! — резко командует генерал. — Картечные гранаты…
Мигом выдвинулись медные жерла и жадно направили пасти к завалам. Не поспели поднести к ним снаряды, как прислугу у орудий точно ветром смело… Пули снесли её прочь, и раненые и убитые корчатся у лафетов… Но спокойно, не торопясь, на их место становятся другие… Пли!.. Точно рухнули скалы, и разом целый ливень картечи хлынул в завалы… Пли!.. Ещё раз огненные снопы ринулись туда… Значка муртазегита уже нет, — его скинуло удачно направленным снарядом… Но так же важно и торжественно доносится оттуда с перебегающею дробью выстрелов священный напев:
«В бой отважных кличет честь…Картечь ливнем падала туда, но на выстрелы наших орудий ещё вдохновеннее звучала песня дагестанских воинов… Перебегающая дробь оттуда сыпалась, не умолкая… У нас целыми рядами падали солдаты, но считать их было некогда…
— Ребята!.. — бодро и весело звучит голос генерала. — Не раз мы с вами одолевали их. Покажем и теперь им силу нашего родного штыка! Ур-ра!!.
Бешеный треск наступления, оглушающий крик целой массы солдат, и невиданное чудо! Ревущего потока с его пеною не видать под их сплошною массой. Всё, что было здесь, кинулось туда. Страшные, неукротимые воды, кружа людей по окраинам как щепки, сносят их прочь. Одни борются со стихией, другие, настигнутые лезгинскою пулею, раскинув руки, покорно отдаются волне этого стремительного течения, третьи задыхаются в нём, исходя кровью, но масса непобедимо живою плотиною кидается к завалам, чтобы прямо из воды поднялись грозною стеною. Как они одолеют эту стену? Но такой вопрос можно было предложить только не кавказцам… Вот они уже лезут по ней, падают и лезут опять, на место одного убитого — десятки живых, и враг оказался достойным такой отваги. Он не бежит под прикрытие скал и леса, — он ждёт, стоя во весь рост на завалах. Муртазегит с мюридами впереди. «Ура!» смешивается с именем Аллаха… Львиным порывом каким-то, словно возносятся к ним солдаты… Кошенко, оглянувшись, не узнал коротенького и пузатого капитана. Старый навагинец проснулся в нём. Он швырнул куда-то фуражку, — лицо его пылает одушевлением, грозно нахмурились брови, и его «ура» выделяется смелою ноткою в общем унисоне боя… «Ну-ка, товарищи, ну-ка, друзья!.. Покажем им ребятки!..» И он уж на верху… Точно во сне Кошенко видит, как над ним заносит мюрид шашку, но старый капитан не такие видел над собою, и мюрид летит вниз на штыки столпившихся у завала солдат. Бой уже по всей линии. Беспощадный штыковой бой. Грудь с грудью, лицом к лицу. Не просят и не дают пощады. Не смотрят друг другу в глаза — колют и рубят. Выстрелы пистолетные только изредка нарушают страшное молчание схватки, поток ещё неистовее ревёт позади — ему обидно, что через его свободные воды перетаскивают туда орудия… Но времени терять некогда… Чего не возьмёшь быстрым натиском, то сейчас же будет утрачено. Нет резервов, некому уходить в них… Вся линия в бою, и всем есть дело. Даже обозные бросили телеги и кинулись на помощь общему делу. Теперь каждая рука на счету… Не выдержали лезгины, — отхлынули… Отдельными кучами дерутся ещё… Остальные кидаются ко второй линии завалов, которые тоже надо взять, не отдыхая, — взять сейчас, сию минуту. Нельзя допускать их опомниться… Каждое мгновение отнимает у нас бойцов, каждый отдых достаётся ценою десятков жизней… Нельзя дать этим горным орлам время засесть за те вон завалы, и старые кавказские солдаты уже не ждут команды — они по следу бегущих врываются во вторую линию неприятельской
Но дальше петь некогда, — напор отряда слишком стремителен… Почти на плечах отступающих врываются туда солдаты. Ничего нельзя разобрать толком, но генерал спокоен. Он опытный боевой психолог и по крику своих воинов видит, что нечего бояться неудачи. Лишь бы поменьше было потерь, побольше уцелело людей! Ведь таких лесов как Ильгеринский ещё много впереди… Он, оглядываясь, считает умирающих и убитых.
Кошенко, радостный, сияющий, бежит к генералу сверху.
— Поздравляю, ваше превосходительство!.. Последний завал взят. Наши уж…
И, не кончив, нелепо взмахнул руками и валится к ногам генерала.
— Что с вами?.. Ранены?.. — наклонился тот.
Но юноша недвижен… Под затылком его сочится маленькая рана.
— Бедный! — про себя шепчет генерал и крестит умершего. — Бедный… — и слеза падает на седые усы старого кавказского солдата.
Завалы, действительно, взяты. Воодушевлённое «ура» несётся сверху и повторяется в обозе за потоком. «Ура» точно огнём охватывает лес, будто языки пожарища, — перекидывается оно вдаль и, повторенное тысячами скал, ущелий, утёсов, возвращается обратно торжествующее и радостное — в Ильгеринские леса, в эту страшную трущобу… Весело смотрят уцелевшие на тихо подходящего к ним генерала… Весело, возбуждённо и радостно, — и никому пока нет дела до тех, что не могут уже теперь присоединить счастливых голосов к общему победному крику, до тех, что раскинулись по этой круче и вместе с врагами ждут — осуждения или оправдания перед общим и нелицеприятным судом Божиим…
— Сколько потерь… Сколько потерь!.. — тихо соображает генерал… — Ещё несколько таких стычек, и экспедиция станет невозможной, и бедному Самурскому укреплению останется одно из двух: позорно сдаться или…
Но что — или, он не окончил…
К нему — изорванного и израненного, но сурового, решительного и гордого вели муртазегита.
— Как вас зовут?
— Али-Ибраим-бек. Я вам памятен по Аварскому Кой-су…
И угрюмая усмешка чуть-чуть показывается на тонких губах горца.
— Вы аварец?
— Все храбрые люди — аварцы…
— Сколько вас было в завалах?..
— Сочтите!.. Мы предоставляем Богу считать своих воинов… А сами не считаем… даже врагов!..
— Займитесь им… Перевяжите раны! — приказывает генерал… Али-Ибраим-бек, я вас знаю… Даёте ли вы слово не бежать, и тогда я вас не прикажу караулить…
Глаза у аварца гордо сверкнули… Он поднял голову…
— Благодарю… Но дать слово не могу… Я не баба… Я воспользуюсь первым случаем, чтобы уйти от вас…
Генерал ласково положил ему руку на плечо.
— Иного ответа я не ждал от лучшего Шамилева наиба!.. Холщевников!..
Толстый капитан подбежал к командующему отрядом.
— Поручаю вам. Обращайтесь хорошо, — но смотрите за ним в оба. При первой попытке к побегу — пулю в лоб. Переведите ему это!..
И генерал тихо пошёл к завалам.
1902