В Желанном плену
Шрифт:
— Мне жаль.
***
Я просыпаюсь, и сразу в моей памяти всплывает картина пылающего конспиративного дома.
Мой отец встает со стула, на котором он сидел, и мама, измученная, уставшая и явно обеспокоенная спешит к кровати. Она становится коленом на мою кровать, проползает ко мне под одеяло и ужасно сильно меня обнимает.
Это так не похоже на мою маму, что это пугает меня.
Я постоянно слышу, что дочери обычно близки
— Всё хорошо, мам. Со мной всё хорошо.
Ее голос надламывается.
— Я так переживала. Моя малышка одна и напугана. — Она сжимает меня еще сильнее. Я даже и не догадывалась, насколько сильно я скучала по ее объятиям. Она повторяет уже шепотом: — Одна и напугана.
Я обнимаю и поглаживаю ее по голове, пока смотрю на отца. Мой мозг нуждается в ком-то, кого можно винить, и выбирает именно его. Самая легкая цель.
Я отпускаю маму, отстраняюсь от нее, и ко мне приближается отец. Я выставляю руку перед собой и говорю:
— Не нужно.
Он останавливается в полушаге, и я вижу, как его лицо становится мрачным. Мой обычно красивый отец сейчас выглядит истощенным. Сжимая простыни в кулак, я говорю ему сквозь стиснутые зубы:
— Ты должен был рассказать мне. Я бы никогда не узнала, если бы Ноксу не пришлось рассказать.
Глаза отца наполняются слезами.
— Прости меня, Лили детка.
Мои глаза тоже наполняются слезами. Хлюпаю носом и говорю дрожащими губами:
— Это не вернет его назад ко мне. — Я неожиданно испытываю ярость, наклоняюсь вперед и практически шиплю: — Я заслуживаю быть счастливой. И я была счастлива с ним!
Понимание отражается на лице у отца. Мама хватает меня за руку.
Отец тихо отвечает:
— О, Лили. Я даже и не догадывался что ты... о, милая. Мне так жаль.
Злость тает прямо на глазах. Я опускаю голову и шепчу:
— Он был тем самым для меня. Нам суждено было встретиться.
Сидя на краю кровати, отец открывает рот, но ничего не произносит. Мама опять сжимает мою руку.
— Скажи мне, что тебе нужно, сладенькая. Всё, что угодно. Я хочу помочь.
Моя ярость возвращается с удвоенной силой.
— Ты думаешь, что чашка какао может исправить это? — мои родители с одинаково грустными выражениями лица. Это выводит меня из себя еще больше. Я кричу: — Ты думаешь, что сэндвич или гребаное печенье исправит это?
Мама начинает.
— Малышка, я...
Не глядя на них, я приказываю:
— Вон. — Мама прекращает говорить. Я повторяю. — Уходите.
Мы сидим в тишине примерно минуту, прежде чем мои родители, явно уязвленные, встают, чтобы уйти. Когда я слышу, как они подходят к двери, я выкрикиваю:
— Я хочу Теру. Приведите
Мне нужна моя сестра.
***
Семь часов спустя...
Уставшая, израненная и серьезно взбешенная, я закатываю глаза, когда слышу слабый стук в дверь.
Я уставшая из-за седативных, которыми меня «кормили». Израненная, потому что мои руки, колени и лоб разодраны в клочья. И взбешена, потому что хочу поехать домой, где спокойно смогу оплакивать смерть моего парня. Я грубо отвечаю.
— Что? — затем оборачиваюсь к двери.
При виде моей, такой же уставшей сестры, я ловлю ртом воздух. Она слегка мне улыбается, затем спрашивает:
— Я могу войти?
Я не могу вымолвить и слова, киваю, и она входит. Она забирается на кровать, садится ближе ко мне, выпрямляясь. Открывает свои объятия для меня. Я смотрю на нее заполненными слезами глазами, затем бросаюсь к ней, прижимаясь щекой к ее груди.
Тера аккуратно меня обнимает, оставляя мягкие поцелуи на макушке.
Так много мыслей проносятся в голове, но, к сожалению, как много бы их ни было, они всегда возвращаются к Ноксу. Из меня вырывается всхлип.
Затем еще один.
И еще один.
Тера воркует:
— Мне так жаль, малышка. Я так сильно тебя люблю. И так рада, что ты в безопасности.
Она обнимает меня, пока я плачу навзрыд битый час. Наконец-то успокоившись, я спрашиваю:
— Где Джетт?
Ее тело застывает при упоминании этого имени. Без сомнений, Джонатан рассказал ей, в чем заключался его план. После недолгого молчания, она говорит:
— Умер, сладенькая. Они оба умерли.
Занимает минуту, чтобы понять, я осознаю, что сегодня буду оплакивать больше одного человека.
— Как?
Голос Теры вырывает меня из моих мыслей.
— Джейми нашли в квартире. Два огнестрельных ранения в грудь. Джетт оказался слишком близко к взрывам в конспиративном доме, в котором тебя держали. Он истек кровью на лужайке позади дома. Джон сказал, что у него по всему телу были осколки стекла. А один осколок проткнул ему живот.
Она звучит немного иначе, когда говорит:
— Джон сказал, что это был болезненный способ умереть.
Я просто киваю.
Мне нужно сменить тему. Я не могу выносить разговора об этом, или даже слушать это. Хмыкая, я спрашиваю:
— Ты возвращаешься домой или остаешься с Джоном?
Настроение в воздухе меняется. Она прижимает меня к себе.
— Нет, маленькая. Я остаюсь с тобой. Мы едем домой.
Я люблю ее за это, но тихо объясняю:
— Я не знаю, сколько еще дом будет оставаться домом для меня.
И она понимает меня. Желая поддержать меня, она говорит: