В. Маяковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
Где показалось нам красиво
Так много флагов приколоть.
("Летний бал")
И на романтической природе:
Там, где река образовала
Свой самый выкуплый изгиб
("вместо выпуклый").
Если мне не хотелось гулять, он соблазнял меня: "Ну, пойдем, сходим туда, "где река образовала".
– – –
В 1915–1916 годах
И отрывки, в разговоре, по поводу и без повода:
Жил на свете анархист,
Красил бороду и щеки.
Ездил к немке в Терриоки
И при этом был садист.
("Анархист")
С горя я пошел к врачу.
Врач пенсне напялил на нос:
"Нервность. Слабость. Очень рано–с!
Ну–с, так я вам закачу
Гунияди–Янос".
("Искатель")
Когда на его просьбу сделать что-нибудь немедленно получал ответ: сделаю завтра, он говорил раздраженно:
Лет чрез двести? Черта в стуле!
Разве я Мафусаил?
("Потомки")
Если в трамвае кто-нибудь толкал его, он сообщал во всеуслышание:
Кто-то справа осчастливил –
Робко сел мне на плечо.
("На галерке")
В разговоре с невеждой об искусстве:
Эти вазы, милый Филя,
Ионического стиля.
("Стилисты")
Или:
Сей факт с сияющим лицом
Вношу как ценный вклад в науку.
("Кумысные вирши")
О чьем-нибудь бойком ответе:
Но язвительный Сысой
Дрыгнул пяткою босой.
("Консерватизм")
Помню:
Рыдали раки горько и беззвучно.
И зайцы терли лапами глаза.
("Несправедливость")
Ли–ли! В ушах поют весь день
Восторженные скрипки.
("Настроение")
Мой оклад полсотни в месяц,
Ваш оклад полсотни в месяц,–
На сто в месяц в Петербурге
Можно очень мило жить.
("Страшная история")
Рассказывая о каком-нибудь происшествии:
Сбежались. Я тоже сбежался.
Кричали. Я тоже кричал.
("Культурная работа")
Многому научил Саша Черный Маяковского–сатирика.
Часто читал некоторые стихи сатириконских поэтов:
Звуки плыли, таяли.
Колыхалась талия...
Ты шептала: "Та
Повторяла: "Та ли я?!"
Не сказал ни слова я,
Лишь качал гитарою...
Не соврать же: новая,
Коли стала старою!
(И. К. Прутков, "Та–ли?!")
С выражением декламировал "Бунт в Ватикане" ("Взбунтовалися кастраты") Ал. Конст. Толстого, которого очень любил.
Размусоленную эротику он не выносил совершенно и никогда ничего не хотел читать и не писал в этом роде.
Когда кто-нибудь из поэтов предлагал Маяковскому: "Я вам прочту", он иногда отвечал: "Не про чту, а про что!"
5
Маяковский часто декламировал чужие стихи на улице, на ходу.
В 1915–1916 году это были, главным образом, те стихи, которые он и Бурлюк называли "дикие песни нашей родины". Эти стихи мы пели хором и шагали под них, как под марш.
Стихи Бурлюка (на мотив "многи лета, многи лета, православный русский царь"):
Аб–кусают звё–ри мякоть.
Ночь центральных проведи...
("Призыв")
На тот же мотив:
Он любил ужасно муух,
У которых жирный зад,
И об этом часто вслуух
Пел с друзьями наугад.
На тот же мотив:
Заколите всех теляат –
Аппетиты утолят.
Стихотворение Бурлюка (по Рембо) "Утверждение бодрости" скандировали без мотива. "Животе" произносилось – "жьивоте", в подражание Бурлюку:
Каждый молод, молод, молод,
В жьивоте чертовский голод,
Так идите же за мной...
За моей спиной.
Я бросаю гордый клич,
Этот краткий спич!
Будем кушать камни, травы,
Сладость, горечь и отравы,
Будем лопать пустоту,
Глубину и высоту.
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!
Каждый молод, молод, молод,
В жьивоте чертовский голод.
Все, что встретим на пути,
Может в пищу нам идти.
Ахматову пели на мотив "Ехал на ярмарку ухарь–купец":
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера–а сероглазый король...
("Сероглазый король")
Беленсона из "Стрельца" – на неотчетливый, но всегда тот же самый мотив:
О, голубые панталоны
Со столькими оборками.
Уста кокотки удивленной,
Ка–зав–ши–е–ся горь–ки–ми...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дразнили голым, голубея,
Неслись, играя, к раю мы...
Небес небывших Ниобея,
Вы мной вас–па–ми–на–е–мы.
("Голубые панталоны")
Сашу Черного – на мотив "Многи лета":