В. Васнецов
Шрифт:
Но почему Илье Муромцу такая честь, почему он заслужил такое расположение князя?
Васнецов искал и нашел этот ответ в двух строках одной из былин об Илье:
Потому был атаман большой — силушкой он был сильней всех: По-другому еще был, что не написана-то смерть да во чистом поле.О его необычайной силе рассказывалось и в других былинах: он один убил четыреста разбойников, истребил несметные полчища татар во главе с Идолищем поганым, одержал победу над Соловьем-разбойником.
И все же это не удовлетворило художника. Хорошо зная крестьянскую психологию, он понимал, что на одной силе и даже сказочном бессмертии не мог бы держаться авторитет Ильи как главы богатырей. Тут должны были сказаться какие-то иные его свойства.
После долгих поисков художник, наконец, отыскал самые драгоценные для него слова. Накануне камского побоища с кочевниками Владимир позволил себе несправедливо упрекнуть Илью:
Уж ты гой еси, государь да Илья Муромец! Ище пьешь ты во чистом поли, прохлаждаешься, Сам ты ратным делом не заботишься. Верно, хочешь изменить, верно, под Киевом.Тогда обыкновенно спокойный, молчаливый Илья рассвирепел и гневно бросил прямо в лицо князю:
Мне-ка не жаль мне вора князя Владимира, И как не жаль мне Опраксеи Королевишны, Еще не жаль мне князенов, бояр брюшинннков. Только жаль мне божьих церквей, бедных вдов.На нем одном покоится надежда бедняков. И он берет на себя заботу о них:
Ай на ком эта заботушка на ком положена, Ище тем это дело будет сослажено.Эти найденные Васнецовым два отрывка сильно взволновали его. До сих пор он никогда не встречал в литературе таких гневных слов, обращенных крестьянином к его феодалу. Назвать всемогущего князя вором, то есть лжецом, обманщиком, сказать, что ему не жаль ни князя, ни его жены, обругать бояр брюшинниками мог только поистине бесстрашный духом человек. То, что слова Ильи про «заботушку» для него не случайны, подтвердили и другие былины. Илья, например, говорит:
Я иду служить за веру христианскую, И за землю российскую. Да и за стольный Киев-град, За вдов, за сирот, за бедных людей.Итак, весь образ Ильи стал Васнецову ясен. Но пройдет еще немало времени, прежде чем он воплотит его на полотне. Сотни людей были перед глазами художника, встречались на его жизненном пути, однако ни один не казался ему подходящим для облика Ильи Муромца.
И вот судьба, наконец, свела художника с абрамцевским крестьянином-извозчиком Иваном Петровым.
Художник писал его даже в крайне редкие отлучки из Киева, продолжал писать и по
Работа с натуры над образом Ивана Петрова, нераздельно слившегося в творческом восприятии художника с образом Ильи Муромца, — яркая страничка в биографии Васнецова.
Зимой Петров занимался извозным промыслом в Москве, а с весны до осени крестьянствовал.
Благодаря своей чудовищной физической силе Иван Петров кое-как сводил концы с концами и не бедствовал. Вставал он спозаранку, и если не шел в поле, то заходил в разваленный сарай чинить, готовить хомуты, сбрую, повозку.
С первыми лучами солнца вставал и Васнецов.
Деревушка Абрамцево раскинулась недалеко и нешироко. И хотя изб в ней стояло не больше двух-трех десятков, и многие крестьяне, жившие здесь, подрабатывали в имении Саввы Мамонтова, крыши на избах были соломенные и лишь у кулака Мирона Савельева железная.
С грустью, с душевной болью замечал Васнецов продолжающееся прямо у него на глазах разорение абрамцевского крестьянства. Когда в начале восьмидесятых годов он писал здесь этюды для «Аленушки» и позднее для «Каменного века», многие дома еще стояли крепко. Теперь, через десять с лишним лет, они почернели, покосились, потускнели украшения оконных наличников, некогда ярко пестревшие.
В холодном сарае было темным-темно, и Васнецов насилу различал громадное тело Ивана Петрова, заслонявшего собой крохотное оконце.
— А, это ты, барин, — добродушно отзывался обычно тот. — Годи, я сейчас выйду на свет божий.
Грузно, не спеша он выходил, садился на чурбак, и сеанс начинался.
Чем внимательней приглядывался художник к Петрову, тем все более убеждался, что выбор им сделан правильно.
Перед ним был человек нерастраченных богатырских сил. Не только огромную физическую силу — богатые, неизрасходованные душевные качества ощущал в нем Васнецов. Он видел их в ласковых, временами печальных и суровых темных его глазах. Приди случай, этот человек отдаст себя подвигу, ни минуты не колеблясь.
С каждым разом, с каждым незаметным штрихом художник вносил в портрет черточки, приближающие Ивана к Илье. Когда же закончил этот портрет, в котором как бы предстает перед зрителями Илья Муромец, снявший свои доспехи и севший на простую скамью, то приступил к следующему этапу.
Теперь он уже писал Ивана верхом на могучем черном коне-битюге, которого приводили в Абрамцево из конюшен Мамонтова. Надев доспехи, взятые художником из Исторического музея, Петров с ловкостью, неожиданной для его грузного тела, вскакивал в седло. Он и в седле держался всегда непринужденно, спокойно, с чувством собственного достоинства.
Эскизы фигур богатырей, подобно портретам Ивана Петрова, художник создавал на протяжении нескольких лет. Многие из них были отвергнуты мастером, но они красноречиво говорят о его неустанных поисках.
В 1876 году он написал с неизвестного лица Алешу Поповича с бородой. Найденный тип, казалось, соответствовал характеру Алеши по былинам. И все же, поразмыслив, Васнецов пришел к выводу, что Алеша должен резко отличаться от остальных своих товарищей даже внешностью и что бороды у него могло еще и не быть.