V1

Назаров Алексей

Вдали от нас, за лентой оцепления тусовались какие-то ватники в погонах, а чуть дальше возле кареты «Скорой помощи» санитары травили друг другу непонятные мне медицинские байки и анекдоты, угарая с этого по-чёрному. Я видел и это тоже.

И вдруг я услышал громкий такой хлопок. Не нужно было быть гением, чтобы узнать звук выстрела. Затем эти санитары перестали смеяться, но начали готовить носилки, а люди в погонах засуетились, кого-то вызывая по рации, а после какого-то старого хрыча вынесли из близлежащего многоэтажного здания, но не донесли, потому что он вскочил с носилок

и побежал вдаль, а куда – непонятно. А потом в эту же самую карету спустя час принесли какой-то свёрток в чёрном салафановом пакете. Кто это был, говорить не буду. Опять же, новости все смотрят.

– Чтож, спасибо вам большое, вы нам сегодня очень помогли. Ваше имя…погодите! Серега, ты это снимаешь?! Да, да вот, так, крупным планом, ага! Егор Кириллович, вы что, плачете?

И я не выдержал.

– Сволочи! Да как вы можете! Зачем вы опять это делаете? Я же все сказал, я уже все подписал! Я не хочу больше это вспоминать! Я не хочу больше быть! Уходите, уходите отсюда! Да! Да, именно я – виновник всех этих смертей, довольны?! Именно я продал Антону оружие, именно я пролил кровь! Не было и дня, чтобы я не пожалел об этом. А вы тут, сидите и со спокойным видом мучаете меня? За что?!

– Простите, Егор Кириллович, но я же не собирался…

– Вы там были? Могли бы вы жить, есть, спать с мыслью, что именно ты повинен в смерти этих людей?! Ты бы, режиссер, смог заснуть, зная, что тебе приснятся те, кого ты даже и не видел никогда? А я глаз закрыть не могу, чтобы их не увидеть. Понимаешь это, режиссер?

Я не плачу, просто соринка в глаз попала. Пыльно тут очень…

Режиссер еще пять минут сидел в своем кресле, а после побежал куда-то звонить, с кем-то договариваться, долго спорил о чем-то, чтобы потом сказать:

– Егор Кириллович. То, что вы сказали, потрясло меня. Не как телевизионщика, вы правы в этом плане, мы – черствый народ, а как человека. Каждый должен знать эту историю, каждый. Я позвонил кое-кому, долго обсуждал… хотя, не буду вообщем тянуть кота за яйца. Есть идея – снять фильм про вас, именно про вас, про вашу личность. Да – снимаем, нет – мы вас перестаем мучать. Что скажете?

Кивка было достаточно. Режиссер сказал, что снимать будут уже в ближайшие дни, пока есть возможность, но я уже слышу это, находясь в тумане дрёмы.

Пожалуй, пойду спать, слишком много мыслей и слишком мало сил, чтобы дать ответ.

Cam_0002

Любой врач скажет: если каждый день ковырять рану, она не заживет никогда. Отголоски прошлого преследуют меня, не оставляют меня в покое, сколько бы я ни ползал на коленях, сколько бы ни умолял о пощаде. Смерть. Покой и безмятежность в чистом виде. Сколько раз я слышал об этом спасительном для себя состоянии. Но эти ублюдки не хотят добивать меня, они желают, чтобы я еще помучился, и я проживаю еще один день.

Когда-то я был слишком привязан к вещам. Моя квартира, моя одежда, разнообразная техника. Я уповал на это, я покупал и покупал, и каждый день мне нужны были деньги для этого. Деньги быстро кончались, но я знал, что это лишь временно. Стоило мне продать кому-нибудь

оружие или наркоту, кошелек снова становился полнее. А теперь? Все, что есть у меня, я храню и ни йоды не трачу. Это воспоминания.

– Микрофон настроен, низкие и верхние я подкрутил, – звукооператор держит над видеокамерой какой-то смешной меховой набалдашник. – Можем начинать!

– Итак, Егор Кириллович, – режиссер смотрит на меня, пытаясь изобразить сострадание. – Вы помните, что вы должны рассказать свою историю людям. Возможно, это единственный ваш шанс. Три! Два! Один! Начали!

Ни одной эмоции больше. Он ждет, пока ты начнешь реветь. Не бывать этому!

– Здравствуйте, я – Игорь Латушкин, специальный корреспондент телеканала Россия-1. Прошел год с событий, произошедших в Сперанске. Казалось бы, чудовщный теракт давно предотвращен, заложники спасены, а сам агрессор, Дорошкевич, убит. Почему мы никогда не забудем то, что произошло? Почему эта тема уже год является самой актуальной новостью на телевидении? Егор, я начну с нескромного вопроса: кто для вас Антон Дорошкевич?

– Не понял?

– Кем вы его считаете: террористом или героем?

– Я считаю его человеком, который всего один раз не забоялся ответить на вызов, только и всего.

– Но ведь он убил людей?

– Мне предпочтительней думать, что людей убивал я.

– Так кто же он для вас?

– Думаю, что больше герой, чем террорист.

– Почему вы делаете его героем?

Только держаться. Спокойней, это всего лишь вопрос.

– Нет. Героем его сделали вы.

– Я?

– Нет, не вы именно, а телевизионщики. Каждодневно вы говорили нам с экранов, что он террорист, что он опасен. Но, как только его убили, ставшие привычными слова «убийца», «маньяк», «нехристь» стали заменяться на «жертва обстоятельств», «загнанный в угол» и «виновный невиновно». Телевизионщики… Вы убили мальчика в глазах всей страны, пуля лишь завершила все остальное.

– Сила четвертой власти сейчас высока как никогда… Однако, Егор, вы все сетуете на телевизионщиков, говорите, что у нас нет совести, что мы своим безразличием свели парня в могилу. А по факту вы говорите нам умываться, когда у самого все руки в крови.

Стараться не реагировать, он тебя просто провоцирует.

– Вам ведь есть, что сказать, Егор? Вам ведь есть, что сказать стране? Все те, кого вы обвиняете в клевете, смотрят на вас через объективы телекамер. Они ждут ответа, они жаждут узнать, каково это – стать тем, из-за кого убили детей!

– Хватит! Прекратите! Пожалуйста! – я становлюсь на колени, падаю и катаюсь, пускаю пену, лишь бы режиссер замолчал.

– Мы не делаем героев, Егор. Их делают люди, которым мы говорим, кто герой, а кто злодей. Догадайся, кто же ты?

Замолчи! Пожалуйста, заткнись!

– Вся страна смотрит вам в лицо. Они знают правду, потому что её знаем мы. Вы – преступник, а мы снимаем кино про то, что вы преступник. Серега, можно уже это не снимать, выключи камеру.

Я не виноват, слезы сами льются из меня. Эй, привет, я тут, забился в угол, кто-нибудь, заберите меня отсюда, я совсем один.