Ва-банк!
Шрифт:
– Ничего о таком не знаю.
– Вы, наверное, новенькая? – спросил Андерман.
Теперь разозлилась она:
– Да я здесь уже два года и никогда про него не слышала.
– Эл Скарпи, – повторил Андерман.
– Не знаю такого!
– Ручонки.
– А, так вам нужен Ручонки? Что ж вы сразу-то не сказали?
– Сказал. По-настоящему его зовут Эл.
– Никто его так не называет, – сказала она, извиняясь.
– Друзья называют.
– У него есть друзья? Вот уж новость!
Сэсси подошла к сцене. Таперша перестала наигрывать тихие мелодии, они с Сэсси о чем-то переговорили.
Андерман строго глянул в ответ и отхлебнул кофе, который хоть и остыл, но по-прежнему оставался вкусным. Вероятно, ему следует попросить владельцев внести в меню новый пункт: кофе, полный возбуждающими деталями разговор с официанткой, еще кофе. Потому что лично он теперь может позволить себе лишь это.
– Пойдемте со мной. – Сэсси вернулась и, взяв его под руку, вывела наружу, в полыхающий пустынный ад. При беспощадном солнечном свете лицо ее сразу состарилось. Она показала в ту сторону, откуда он только что приехал.
– Поезжайте миль пять на запад и увидите несколько трейлеров – там живут девушки, которые обслуживают рабочих-иммигрантов. Там и Ручонки обитает.
– Спасибо. – И он потянулся в нагрудный карман за бумажником.
Она сунула пятидесятидолларовую бумажку в бюстгальтер и чмокнула его в щеку.
– Заезжайте на обратном пути, если что понадобится.
– Непременно, – сказал Андерман.
Машина раскалилась добела, и садиться в нее было совершенно невозможно. Андерман включил двигатель, вывел на максимум кондиционер и пристроился подождать в падавшей от здания тени. Размышлял он о Сэсси. Она была официанткой, не проституткой, поэтому ее предложение его заинтриговало. Ей постоянно приходилось общаться с тысячами сексуально озабоченных мужиков, так что глаз у нее, несомненно, был наметанным. Располагая таким выбором, почему она сделала столь недвусмысленный намек именно ему?
Андерман продолжал раздумывать об этом и десять минут спустя, когда ехал по убогой, посыпанной гравием дороге. Теперь ему доступны лишь два вида развлечений – шахматы да хорошая музыка. Может, Сэсси и это поняла? Тщеславия он лишился давным-давно и был уверен, что окружающие видят того же старика, которого ежедневно видит в зеркале он сам. Интересно, насколько освещение в борделе льстило ему?
Бордель для работяг казался мерзкой язвой на поверхности пустыни. Четыре угрюмых трейлера, окруженных опутанным колючей проволокой забором. Андерман подъехал к будке охранника и опустил окно. В будке восседал темнокожий мексиканец с обрезом, вентилятор за его спиной шевелил прямые космы.
– Что вам нужно? – спросил мексиканец.
– Ищу кое-кого, – ответил Андерман.
Следующий вопрос мексиканец изобразил поднятием бровей.
– Ручонки, – пояснил Андерман.
Лицо мексиканца превратилось в камень. Андерман подумал, что этот тип отнюдь не столь глуп, каким хотел бы казаться. Насколько он знал, хозяевами этого местечка были именно мексиканцы.
– Кого-кого? – переспросил мексиканец.
Андерман вытянул вперед руки и пошевелил пальцами.
– Ручонки, – повторил он.
Мексиканец нахмурился: юмора он не уловил.
– А вы кто такой?
– Друг.
– Никогда
Благодатный холодный воздух улетучивался сквозь открытое окно, машина неумолимо нагревалась. На лбу у Андермана выступил пот. Он спросил:
– Слушайте, неужели вам кажется, что я могу представлять какую-то опасность?
Мексиканец повнимательней посмотрел на него:
– Вполне возможно, – мексиканец поднял с пола переносную рацию и спросил: – Ваше имя?
– Не валяйте дурака, – сказал Андерман.
Мексиканец нахмурился:
– Так вы не скажете, как вас зовут?
– И не подумаю, – сквозь зубы буркнул Андерман. – Лучше ответьте мне вот на такой вопрос: хорошо ли вы знаете Ручонки?
Лицо мексиканца снова окаменело. Андерман улыбнулся:
– Отлично. Я просто хотел убедиться, что мы друг друга понимаем.
Мексиканец пожевал губу и наконец сказал:
– Он вот там, за трейлером с красными дверями.
Андерман въехал на огороженный двор и вылез из машины.
Почва под ногами была мягкой, как пепел, в оставленной «Доджем» колее Андерман увидел раздавленного скорпиона. Он огибал трейлер с красной дверью, и солнце безжалостно долбило его в спину. Каждый шаг был похож на нисхождение в адово пекло.
Ручонки был там, где и предполагалось, – позади трейлера. Торс его был обнажен, и напряженная мускулатура – а ему пришлось напрячься, так как он был занят серьезным делом: отковыривал ломом приборную доску с «Фольксвагена-жука» – являла собой зрелище поистине устрашающее. «Жук» был новехоньким – на ветровом стекле еще красовались временные номера. Его владелица – конопатая проститутка в розовой ночной рубашке – стояла рядом и нервно рыла голой пяткой землю.
Андерман нашел островок тени и принялся наблюдать, как Ручонки раскурочивает машину. Правила наказания проституток, утаивающих деньги, всегда были жесткими. В каждой комнате были установлены подслушивающие устройства, и управляющие всегда знали, кто и за сколько договорился. Как только клиент расплачивался, в обязанности женщины входило отнести деньги в контору, где позже ей выплачивалась ровно половина.
– Так ты не собираешься говорить, где ты их припрятала? – спросил Ручонки уже после того, как превратил «жука» в никчемную оболочку. Он оторвал последнее сиденье и швырнул обивку к ногам конопатой шлюхи. – Или как?
– Мне нечего сказать, – мрачно ответила она.
– Ты что, думаешь, я полный идиот?
– Об этом я вообще никогда не думала.
Ручонки продолжил свою деятельность. Ну что такое немецкий инженерный гений против американского бодибилдинга? Вскоре машина выглядела совсем как «хот род» [32] – от нее остался только остов.
– Эти мишленовские шины – недешевая штучка, – сказал Ручонки, нацеливаясь ломом в передние шины. – Выбирай: мне их проткнуть или ты все-таки скажешь, где деньги?
32
Хот-род – автомобиль, переделанный для гонок, с которого сняты все лишние детали.