Вахтангов
Шрифт:
— Ну, а теперь вся пьеса — от начала до конца.
Поднялись протесты. Евгений Богратионович
улыбнулся.
— Ничего, ничего, соберитесь.
Начали. Это было единственный раз, когда он видел свою «Турандот» всю подряд, в гриме и в костюмах.
Провожая студийцев домой, он шутил:
— Наши зрители, те, кто далеко живёт, уже собираются на спектакль, а мы ещё только снимаем гримы.
У него нет сил двинуться. Он звонит домой, чтобы его не ждали до утра, ложится в кабинете на диван.
Вахтангов, больной, одинокий, переживает страшные минуты. Он знает, что в театре он один. Никто его не услышит. Сцена с декорациями «Турандот» погружена в темноту. Горят только дежурные
Снова приступы боли. Евгений Богратионович начинает кричать. Его голос, его стоны разносятся по пустому театру.
С зимним рассветом Надежда Михайловна вышла навстречу по арбатским переулкам. Увидела извозчика. В санях лежал Вахтангов. Подъехали к подъезду. Евгений Богратионович опёрся на руку жены, поднялся и, еле передвигая ноги, двинулся к дверям.
Извозчик иронически протянул вслед:
— Э-эх, барин… Плохи твои дела.
А режиссёр, уже не вставая дома с постели, сочинял на другой день текст весёлых острот для исполнителей масок: заикающегося Тартальи, говорящего на «рязанском арго» Панталоне, иронического скептика Труффальдино, мрачноватого в своих шутках Бригеллы. Остроты безоблачны и искрятся юмором.
2
27 февраля 1922 года в переполненном зале на Арбате под звуки весёлого праздничного марша четыре итальянские народные маски в шуточных ярких костюмах — Тарталья, Панталоне, Бригелла и Труффальдино — выходят перед занавесом, склоняются, приветствуя публику в почтительном поклоне, и звонко, дружно оповещают:
— Представление сказки Карло Гоцци «Принцесса Турандот» начинается!
Движения у них легки, полны грации. И особое обаяние в том, как музыкальный ритм безошибочно находит своё пластическое выражение. Вот все четверо надели живописные театральные головные уборы, и Тарталья — Щукин громко командует: «Парад!» Вместе с Панталоне он приоткрывает занавес и выпускает на авансцену вереницу женщин-актрис в вечерних платьях и вереницу мужчин-актёров в строгих чёрных фраках. Все участники спектакля, подхватив ритмическую «запевку» четырех шутников, торжественно идут в таком же безупречном темпо-ритме, каждое их движение слито с воодушевляющим маршем. Они держатся скромно, пожалуй, подчёркнуто сдержанно. Бог знает, сколько волнения кроется за этой сдержанностью… Молодые актёры ещё никогда не были в таком смятении.
Никто не может выключить из сознания, что Вахтангов больше не встанет с постели, что на днях он провёл свою последнюю в жизни репетицию, последний раз поднимался на подмостки. Все мысли обращены к нему. Он не в силах прийти, чтобы ободрить, как всегда делал, актёров перед выступлением. И нет ли величайшего оскорбительного цинизма в том, что они должны сегодня смеяться, острить, веселиться и веселить, когда он даже не может увидеть своё последнее произведение и в одиночестве умирает?
Но спектакль, рождённый из волшебных рук Вахтангова, начат по его приказанию. Сегодня Евгений Богратионович сдаёт «Турандот» миру и прежде всего Константину Сергеевичу Станиславскому. Отступать некуда. За чертой сцены у исполнителей
На торжественную генеральную репетицию приглашён весь состав МХАТ, двух его студий и студии «Габима». В зале и на сцене — почти все, с кем Е.Б. Вахтангов делил победы и поражения последних лет. Здесь его учителя, товарищи и ученики. Для одних после «Свадьбы» и «Чуда св. Антония», после «Эрика XIV» и «Гадибука» он стал признанным выразителем их давних затаённых замыслов; для других — вождём, который впервые открыл им широкие дороги, ведущие в искусство и в саму жизнь.
Вот участники представления выстроились во всю ширину сцены. Каждый занял своё место. Марш смолк. Притихший зал, кажется, слышит само биение сердец актёров, готовых к труднейшему испытанию… У некоторых на глазах слезы. В глубине зала послышались чьи-то подавленные рыдания. Завадский должен представить зрителям всех участников. Но перед этим он сегодня зачитывает письмо Вахтангова:
«Учителя наши, старшие и младшие товарищи! Вы должны поверить нам, что форма сегодняшнего спектакля — единственно возможная… Мы искали для Гоцци современную форму, выражающую Третью студию в её сегодняшнем театральном этапе… Мы ещё только начинаем. Мы не имеем права предлагать вниманию зрителей спектакля в исполнении великолепных актёров, ибо ещё не сложились такие актёры…»
Завадский, читая дальше, представляет публике основных исполнителей. Следуют фамилии художника, композиторов… «Оркестр образован из студийных сил… Здесь всякие инструменты, вплоть до гребешков… За правильность оркестровки ручаемся. И больше ни за что».
Медленно под звуки вальса раздвигается занавес, он тоже принимает участие в празднике, подхвачен его ритмом. А присутствующие в зале с невольной улыбкой узнают в музыке вальса вариацию песенки — мелодии из вахтанговского «Потопа», которую напевали люди, когда они объединились, захотев стать лучше и добрее друг к другу («Мы все должны быть вместе! Мы — единая цепь!»)… Труффальдино — Симонов отрывисто, по-цирковому командует: «Хоп!» — и актёры быстро и легко взбегают на площадку и подхватывают разбросанные на ней в продуманном «беспорядке» разноцветные детали костюмов и куски ткани. По команде Труффальдино, под музыку вальса ожившие лоскуты и ленты пурпурного, зелёного, сверкающего серебристого шелка, шарфы из белой и розовой кисеи плавно взлетают на воздух и волнообразно опускаются и взлетают вновь и вновь. Через две-три минуты актёры оделись, они подбегают к рампе и выстраиваются перед заинтересованной публикой. «Вот мы готовы!» — сообщает Труффальдино. Возникла новая детски-наивная мелодия, и хор участников запел:
Вот мы начинаемНашей песенкой простой,Через пять минут КитаемСтанет наш помост крутой.Все мы в этой сказкеВаши слуги и друзья,Среди нас четыре маски —Это я!Я!Я!И я!Вам покажем,Как герояПолюбилиЯ!И я!Заканчивая повторением куплета «Вот мы начинаем…» и т. д., артисты, ускоряя и ускоряя темп, убегают извивающейся вереницей за кулисы. Последним семенит мелкими шажками боящийся отстать от товарищей толстяк Тарталья, его по инерции заносит на поворотах, и от этого на лице у него комический испуг и отчаянное старание…