Вакансия для слепого чтеца
Шрифт:
Я покачал головой, хотя она не могла меня увидеть.
— Я не верю.
— Разве леди может положить коровьи лепешки в чужую обувь? — хитро спросила она.
Я засмеялся.
— Ты проделала такое?
Она отпила глоток чая.
— Боюсь, что да. А что вы сделали самое ужасно «крутое»?
Невольный рокот вырвался у меня из горла. Самое ужасно крутое? О, Господи! Я закрыл глаза. Мои внутренности задрожали. Нет, я не должен вспоминать. Только не с ней. Она живет внутри Рождественской открытки, а я...
Она озабоченно
— Простите. Я не хотела вас обидеть или заставлять вспоминать что-то слишком болезненное. Я имела ввиду, какой самый крутой поступок вы совершили в детстве? Вам не стоит отвечать, — у нее дрожали руки, когда она ставила чашку на стол. — Лучше я продолжу читать.
Я ничего не мог с собой поделать. Я не мог видеть, как она вся сжалась из-за того, что причинила мне боль. Не думая, я накрыл ее руку своей. И тут кое-что произошло, почти одновременно. Мой член стал твердым, а она застыла от шока. Я резко убрал руку. Все мое тело стало пульсировать от сексуального напряжения.
Не знаю, откуда, черт возьми, оно взялось, но я чертовски хотел ее, прям аж до боли. Она протянула руку в мою сторону. Я умирал, как мне хотелось схватить ее, заключить в свои объятия и зацеловать до бесчувствия, но я сжал руки в кулаки и заставил себя не двигаться. Я мог только разрушить ее и причинить ей боль. Она хотела видеть во мне друга. Я же хотел раздвинуть ее ноги и похоронить свой член в ее сладкой киске.
Я хотел сделать ее своей.
— Лара, ты не должна не перед чем извиняться, — сказал я резко.
Она была настолько чистой и наивной, чтобы понять все подоплеку моей резкости, что восприняла это как запрет, что я не хочу ее касаться. Ее рука упала на стол, и она побледнела, выглядя опустошенной.
Господи, своим тупым, грубым извинением я заставил ее побледнеть! Я чувствовал себя намного хуже, чем если бы я пнул щенка. Я ненавидел причинять ей боль. Молча, она потянулась к странице. Она неуверенно провела пальцами, пытаясь найти последнюю фразу, на которой остановилась.
— Когда мне было шесть лет, — начал я, и она перестала перебирать подушечками пальцев по странице. Я сглотнул и продолжил:
— Я сделал очень страшную вещь. Гораздо хуже, чем коровье дерьмо в чужой обуви.
Я видел, как подрагивали ее пухлые губы, и как она выдохнула, задержав дыхание. На ее лице появилась еле заметная вот-вот проявляющаяся улыбка, и это сделало меня невероятно счастливым.
— Мой отец пошел в магазин, взяв с собой моего брата и сестру. Он не разрешил мне пойти с ними, потому что я сломал любимую игрушку брата. Я был в ярости, поэтому я облил кетчупом живот и грудь, взял ружье своего отца и выставил его из окна, желая, чтобы меня нашла мама на земле, с направленным на меня ружьем, с широко открытыми глазами, словно я застрелился.
Она громко выдохнула, явно от шока.
— Это было самое ужасное, что я когда-либо сделал в детстве.
— И что сделал мама? — прошептала она.
—
— Думаю, после.
— Она чуть не сошла с ума, а потом отвела меня на кухню и дала мне печенье с молоком. Я получил все сполна, когда вернулся отец.
— Я не удивлена. Это на самом деле ужасно.
— Что еще ты хочешь знать обо мне, Лара?
Она покраснела. Она была прекрасной, когда краснела.
— Не знаю с чего начать, мистер Карсон. У меня так много вопросов к вам.
Я был застигнут врасплох ее словами.
— Много вопросов?!
— Точно. Знаете ли, вы очень загадочный человек, — она улыбнулась.
— Мне казалось, что я всего лишь заурядный убийца, пьющий кровь и размахивающий топором, — с иронией произнес я.
Она улыбнулась.
— Да, но о вас говорят и кое-что другое.
— Ты думаешь мне стоит это знать?
— Некоторое... на самом деле звучит довольно весело, — нахально произнесла она.
— Например?
— Говорят, что вы делаете самодельный спирт, что в лесу у вас имеется целая фабрика. Бочки и бочки самодельного спирта.
Я рассмеялся над глупостью горожан, придумывающих обо мне такую чушь.
— Жаль тебя разочаровывать, но нет. Я не произвожу спирт. Я даже не знаю, как он делается.
— Аууу ... а я собиралась прикупить у вас бутылочку.
— Прости, я, – развожу руками.
— Я точно знаю, что хочу у вас спросить! — вдруг выпалила она. Ее лицо выглядело напряженным, и я приготовился к ее вопросу.
— О чем? — поинтересовался я. Я решил, что она начнет спрашивать меня о военной службе. Почему я решил поселиться в этом городе, вернее подальше от этого города, в глуши. Какая моя жизнь была до того, как я приехал сюда. Я подумал, что она спросит, как я получил свои шрамы, но то, что она спросила, застало меня врасплох.
— Расскажите мне о своих волках.
18.
Кит
Она спросила именно то, о чем я мог говорить весь день напролет.
Волки были для меня — товарищами, семьей, детьми, несмотря на то, что они дикие звери, и я был намерен удерживать их в таком положении, но это не значит, что я не понимал их так же хорошо, как самого себя. Я инстинктивно понимал, когда они попадали в беду. Однажды я сидел на кухне ужинал, и вдруг почувствовал, как у меня скрутило живот. Причем так сильно, что я больше не мог съесть ни куска.
Поэтому я вышел из дома на крыльцо. Было лето и солнце только начало клониться к закату. Я схватил рожок, имитирующий вой волчьей стаи, и пошел в лес. Теперь каждый раз я использую этот рожок. Он отлично имитирует волчий вой. Я шел целый час, пока один из моих волков не ответил мне на мой зов рожка. Я обнаружил Томаса, запутавшегося в колючей изгороди, попав в ловушку.