Вакцина памяти
Шрифт:
– А, простите, с кем имею честь? – В ведомстве не принято было носить форму, офицеры приходили на службу в костюмах; впрочем, как везде в подобных «конторах».
–Генерал Дубов, Степан Илларионович.
– Вы Степан Илларионович! – Панько сразу вспомнил работы, изданные в начале 90-х молодым исследователем Дубовым С. И., дерзкие, подчас идущие наперекор официальной советской историографии. Демократичный, добрый преподаватель, Дубов исчез с радаров в 1998 году. Ходили слухи, что один из его студентов или однокурсников высоко взлетел на федеральной политической орбите и определил Дубова
– Именно так. Вы, Валерий Львович, оказались здесь неслучайно. Не станем умалять протекцию Белкина, он ваш товарищ. Но, как вы понимаете, меня не интересуют княжеские междоусобицы и коррупция времен нашествия Батыя. Конечно, на первый взгляд может показаться, что мы здесь перепиливаем опилки. Так?
– Да. Очень кажется.
– Потому что так оно и есть, – непринужденно сказал Дубов. – Однако это верхушка айсберга, так сказать, издержки процесса. Ну, как в милиции часть сотрудников занимается исчезновениями котиков, кражей меховых шапок и поджогами газет в почтовых ящиках. Лично перед вами будут стоять несколько иные задачи.
– Какие? – вытаращив глаза, спросил Валерий Львович.
– Об этом позже. Пока втягивайтесь в работу. Вы полагаете, что я здесь по причине отсутствия работы, в поисках теплого местечка? Нет! Поэтому, когда градус маразма станет зашкаливать, помните, что ведомство кишит, кхе-кхе, «инакомыслящими». До встречи.
Валерий Панько пришел домой поздно. «Круг научных интересов»… Он давно забыл, из чего, собственно, состоял этот круг. Древнерусское государство, Русь изначальная, та Русь, которую мы потеряли в княжеских междоусобицах, при монгольском нашествии, феодальной раздробленности и крепостном праве, та Русь, которую просил Есенин, вдруг стала нужна на старте третьего тысячелетия? Панько улегся в постель. За окном стояла осень, но хотелось воздуха – отчего же не спать с открытой форточкой, если больше не с кем? Впрочем, Валерий с этим давно смирился.
…В дверь громко постучали, скорее всего, ногой. Панько очнулся.
– Довольно спать, открывай!
Валерий накинул какую-то рубаху и, не обуваясь, пошел отворять дверь. Странно: пол почему-то казался мягким, словно там не было ни линолеума, ни досок. На пороге стоял здоровенный мужик. Он оскалился, играя мускулами, и Панько вдруг стало совсем неуютно в своем хилом и полноватом теле. Не зря Лида намекала ему на спортзал и говорила про знакомого фитнес-инструктора…
– Ну что, охламон, за тобой должок. Как отдавать будешь? Зерном ли, мехами, пенькой, может, гривны, гроши появились, мед?
«Какой, блин, мед в три часа ночи, что за бред? Гривны, зерно?» Последний раз он видел зерно в деревне лет пятнадцать назад.
– Оглох, что ли, Пень? А ну-ка, Зуборез, двинь ему.
Показался еще один мужик, здоровее первого, и с размаху дал Валере оплеуху.
– Вы кто такие? Я вас не звал, идите отсюда, – заорал Панько.
– Ишь ты, голосистый какой, – сказал главарь
«Да это же тот самый, водитель красивенькой «мазды», под которую я чуть не угодил! Что ему нужно? Он решил мне отомстить? Может, это ухажер Лидии?»
– С тебя причитается, что предложишь? – продолжил водитель «мазды».
– Но у меня нет ничего, ни зерна, ни пеньки, ни меда, – залопотал Панько.
– Ах так? Тогда возьмем кое-что получше.
Тот, которого назвали Зуборезом, одним своим видом оттеснил Панько и прошел в комнату.
– Вот, подруга у тебя хороша, ее заберем.
В этот момент Панько увидел, что в его комнате стоит Лидия, без косметики и в очень специфическом наряде. Зуборез сгреб девушку в охапку. Валерий хотел его ударить, толкнуть, но руки стали словно из ваты. Страх или слабость телесная? Да все вместе, что тут таить.
– Смотри, Макроус, – подмигнул главарю Зуборез, – даже бабу свою защитить не может.
Вся компания оказалась на улице. И сейчас Панько понял, что он не в питерской квартире, его дом – полуизба-полуземлянка, сам он в холщовой рубахе, вокруг такие же горе-крестьяне, с которых купцы-разбойники по праву сильных собирают дань.
– Слышь, Пень, – Макроус похлопал Валерия по плечу, – мне даже жаль отдавать девицу в рабство. Смотри, какая ладная, не жирно ли тебе, недотепе? Ты хоть бы на кулачках со мной сразился за нее.
Валерий молчал, стараясь не смотреть в глаза Макроуса. Оскал с лица разбойника неожиданно исчез, взгляд его незаметно для окружающих стал кротким.
– Давай, Пень, не боись, не убьем. Авось повезет, отобьешь Ладу.
Валерий по-прежнему молчал и не шевелился. Земледельцы и разбойники оставили свои занятия и наблюдали за разразившейся драмой.
Макроус подождал, потом резко рванул на себе рубаху – только мускулы и шрамы, – демонстративно заложил руки за спину, подставляясь на удар.
– Бей, сукин сын, чего ждешь? Дубину ему! – Макроус умолял.
Это была его собственная трагедия. Много лет назад разбойники напали на его семью, и он хотел отомстить им, отомстить руками этого забитого Пня. Только Макроус тогда был отроком, а этот Пень по годам давно не отрок, но и назвать его мужчиной нельзя. Злоба еще больше охватила разбойника, и он дал шанс несчастному дураку:
– Отдашь ее Зуборезу, он хоть и злодей, но свою женщину защитит. Ты, дуралей, и один проживешь, на кой она тебе? Выходи на бой!
Невероятными усилиями Панько сделал шаг вперед, потом еще один, вспомнил из телевизора боксерскую стойку…
– Эй, эй, смотрите, смотрите, ладьи!
Взоры публики устремились к реке: к берегу быстро приближались большие суда. Зуборез, Макроус, Лада, Панько, разбойники, крестьяне глаз не могли оторвать от дивного зрелища, а Валерий еще и надеялся на то, что приближающаяся флотилия как-то избавит его от позора и побоев.
Ладьи пристали к берегу, из них быстро посыпались пассажиры и гребцы – как оказалось, довольно спортивные мужики, на голову выше местных обитателей. Потом без спешки вышло несколько совсем уж массивных воинов; они размеренно направились к Макроусу, видимо, желая разрешить драму, которую они наблюдали со своего судна.