Вакханалия
Шрифт:
— И что теперь? — Я невольно зажмурилась от удовольствия.
— Теперь — открытое поле для маневра. То есть отступление по всем фронтам. Рябинина городит полнейшую чушь, отказываясь вразумительно объяснять свое присутствие на вашем крыльце. Остальные загадочно помалкивают. Я вижу только одно решение — собрать фигурантов в одной комнате и внимательно посмотреть им в глаза. Не хочешь поучаствовать? Обещаю — страшно не будет. Чистая психология.
— Не хочу, — сказала я, — но придется. Вы же без меня как дети малые.
— Прекрасно. Готовься наблюдать. Выберешь такое место, откуда увидишь глаза каждого. Время и место сбора — пятнадцать ноль-ноль, дача Красноперова: у него удобная гостиная. Фигуранты
— Все в гольфиках, — пискнула я.
— Хорошо бы, конечно, это дело заснять на скрытую камеру… — Верест задумчиво потер непристойно колючую щетину. — Но кто ж нам ее даст?..
Глава 8
Талантом публичного оратора он не блистал. И не стремился. Но предстал в очень непривычном ракурсе — попивал колу, «любезно» предоставленную Красноперовым, и отпускал безвредные шуточки. А главное — был побрит до синевы! Я глазам не поверила, аж слюнки потекли — и где же он сподобился? С дачи он ушел около часу дня, оставив на крыльце чернявого опера Акулова — парня с почти высшим образованием и незанудливого. Больше не появлялся. Под присмотром Акулова я и дотопала до «тырла» (буквально — место гульбища сомов), как презрительно окрестил Верест намечающуюся вечеринку с разборками. Верест был уже при деле. Остальные тоже собрались — рассредоточившись по уютному, обитому панелями холлу. Я немного оробела, представ перед честным народом в облезлой телогрейке с маминого плеча. Хотя могла и не робеть — половина публики была одета не лучше.
— Итак, господа, — Верест сцепил ладошки и скромно потупился в пол, — благодарю за пунктуальность. Все трупы собраны, время подвести итоги.
Я протиснулась мимо дивана, на котором сидел мрачнее тучи хозяин дачи, к подоконнику и взгромоздилась между фикусом и кактусом.
— Человек, обнаруженный в подвале дома номер двадцать пять по улице Облепиховой, скончался трое суток назад. Полагаю, в ночь на седьмое октября. На трупе следы избиения. Запястья стерты — руки были связаны. От чего наступила смерть — от многочисленных избиений или внезапного инфаркта, инсульта и тэ дэ, — выясняется. Можно сделать вывод, что этот человек погиб первым. Смерть остальных — следствие его кончины. А теперь давайте последовательно, то есть кон-се-квен-тно, — блеснул Верест эрудицией и глазами, — пойдем по нашим баранам. Покойного звали Тамбовцев Геннадий Васильевич, ему было тридцать девять лет, проживал с женой и двумя дочерьми по адресу улица Косычева, шесть, — это элитный дом с нестандартной планировкой. Руководил фирмой «Сибсталь», занимающейся сбытом металлоизделий; имел интересы в химической, алюминиевой и металлургической промышленности, владел незначительными пакетами акций ряда известных фирм. В браке несчастлив.
Последнее утверждение вызвало небольшое оживление.
— Ну и глупый, — сказал Марышев. — При своих-то капиталах мог и счастья набраться. Вот я с Кирюхой тих и счастлив.
— Что-то ты сегодня добрый, — покосилась на него Сургачева.
Марышев глупо заулыбался — но не Кире, а Вересту.
— Кто-нибудь из вас знаком с этим человеком? — повысил голос капитан.
Как и следовало ожидать, публика отделалась молчанием. Дипломированная лентяйка Сургачева, стиснув накрашенные губы, кутала руки в обтрюханную фуфайку. Трудящийся за двоих Марышев фальшиво изображал полную глухоту. Не рискнувший предстать перед публикой в колхозном прикиде, Постоялов с уже надоевшей за годы полуулыбкой мусолил пачку «Золотой Явы». Закурить не решался. То ли гений, то ли паяц Ромка Красноперов с несвойственной ему мрачностью таращился в пол. Аналогичные трудности с произнесением слов настигли и Рябинину: она сидела особняком на стуле и с каким-то чересчур показным испугом озирала притихшую компанию.
— Я так и думал, — кивнул Верест. — Смею заверить, это неправда, уважаемые. Не настаиваю, что все из вас знакомы с этим человеком, но некто обязан. Ларчик открывается просто. — Он по очереди пытливо осмотрел всех присутствующих. Закончил осмотр на Рябининой: — Как ваша головка, Маргарита Семеновна?
Рита вздрогнула. Заметно напряглась и испуганно глянула на сложенные домиком руки Вереста — не полезет ли опять ей под шапку? Пумпырь у Семеновны, похоже, получился знатный — шапчонку на Рите раздуло как надувную — неужто бинта намотала? Но зачем, если крови нет?
— Плохо… — пожаловалась Рита. — Болит сильно… Всю ночь цитрамон пила…
— Чудачка, — ахнула Сургачева, — это ж белая смерть, Ритуся. Умрешь от передозировки… Ты к нам заходи, аспирин «Йорк» возьмешь. Игорек с похмела горстями лопает — абсолютно безвредно.
— И не помогает, — хмыкнул Марышев.
— Не скажите, — внес лепту Постоялов. — Цитрамон — ударное вещество. Очень часто от него можно добиться эффекта. И стоит сущие копейки…
— А как ваш хондроз, Борис Аркадьевич? — напомнил Верест. — Не донимает?
— Спасибо, при мне, — кивнул Постоялов. — У вас такой взгляд, словно вы обвиняете меня в симуляции. А смысл? Вам принести справку?
— Ну что вы, — заулыбался Верест. — Хондроз у вас был самый настоящий. Извините, если причинил вам неудобства своим взглядом. Никогда не забуду, как во время беседы вы забылись и кинулись к свистящему чайнику. С вас хлынуло, как из тучи. Не думаю, что вы способны вызвать искусственное потоотделение… Но это вступление, уважаемые граждане. — Верест в третий раз сурово проштудировал аудиторию. — Я не зря заикнулся насчет ларчика. Дачный сезон истек. В ночь на седьмое октября, не считая северной оконечности кооператива, в поселке находились восемь человек. Компания на «мерседесах» и женский отряд Аллы Альбертовны Турицыной еще не подъехали. Не было их, кстати, и на следующую ночь — они появились только в понедельник, восьмого числа. Эти восемь граждан допрошены. В основном они пенсионеры. Ни о гражданке Макаровой, ни тем более о гражданине Тамбовцеве никто из них не слышал. Следствие склонно им верить. Не та публика, знаете ли. И охрану мы можем оставить в покое. Среди своих у Зубова сообщника не было. Остальные парни на виду — их отсутствие в течение нескольких ночей исключено полностью. Посторонние также не объявятся, — по крайней мере, маловероятно. Остаются присутствующие в этой комнате. Логично?
— Логично, — решительно кивнул Красноперов. — Даже бесспорно. Либо это я, хотя это не я, либо…
— Либо господа Марышев с Сургачевой, — мило улыбнулся Постоялов. — Хотя резонно допускаю, это может быть кто-то один из них, а второй — ни сном ни…
— Глупости, — отрезала Сургачева, неодобрительно косясь на Постоялова. — Вы, Борис Аркадьевич, знать, белены объелись, раз имеете наглость утверждать подобное…
— Либо это вы, любезный Борис Аркадьевич, — злорадно отпарировал Марышев. — Надеюсь, следствие обратило внимание на то, что труп гражданки Зойки… м-м… постоянно забываю ее фамилию… обнаружен в непосредственной, можно сказать, кричащей близости от дома Постоялова?
— А вот это, извините, не аргумент, — вальяжно покачал увесистой головой мой сосед. — Вы подумайте, Игорь Евгеньевич, разве у меня не хватило бы сообразительности доставить труп в более отдаленное место?
— А у вас времени не было, — не сдавался Марышев. — Вам еще нужно было милиционера убить, отволочь труп в яму к Рябининой и между делом за Косичкиной погоняться.
Если к круглому лицу Постоялова уместно применить термин «вытянулось», то так и произошло.