Валентин Катаев
Шрифт:
И, закатив глаза, он рассыпался мелким горошком.
«Черта теперь меня отсюда выселят!» — весело подумал я и пошел к писателю за вещами.
В этот твердый, белый день я увидел Москву опять. Зеленые лошади летели над портиком, вытянув классические ноги и шеи. Хрипели автомобили. Трамваи сыпали искрами. Летел снег. Папиросники продавали «Иру» и «Яву». Зеленая черепица Китай-города и круглые Никольские ворота двигались панорамой через синие стекла пенсне, над лавочкой оптика. Кремль стоял грудой золотых яблонь и шахматных фигур. Василий Блаженный распустил свой павлиний хвост. Мосты на Москве-реке
Да, это была Москва. Это был нэп.
Снег мелко стриг множество заводных людей. Которые были с портфелями, которые без портфелей.
Я втащил свою корзинку в комнату, отодвинул примусы в угол, застелил сундук простыней и сказал:
— Довольно бродячей жизни. Здесь я буду жить долго. Черта вы меня выселите отсюда!
Товарищ Пробкин
Я тяжело вздохнул:
— Так-то, брат Саша! Засосала коммунистов мелкобуржуазная мещанская стихия. Канарейки. Пеленки. Суп с лапшой, голубцы и клюквенный кисель, одним словом… Такие-то дела.
— Не скажи. Я знаю многих, которые… Одним словом, пойдем. Я тебе покажу удивительного человека — Пробкина, коммуниста, вернее кандидата, его недавно в кандидаты перевели. А за что? За то, что в условиях нэпа, в самый, так сказать, разгар мелкобуржуазной стихии, умудрился сохранить всю свою коммунистическую чистоту. Можешь себе представить — он живет по принципам девятнадцатого года, кристальная душа, а его в кандидаты на испытание, как нерабочий элемент… Одним словом, идем…
Нам открыл дверь швейцар.
— Что, товарищ Пробкин, секретарь коммуны имени Октябрьской революции, дома?
— Так точно-с. У себя в библиотеке-читальне-с. Как прикажете доложить?
— Доложи, братец, что экскурсия пришла. Обозревать коммуну.
— Слушаю-с.
Я удивленно открыл рот, но Саша ущипнул меня за локоть.
— Молчи, дурак, удивляться будешь потом, — прошептал он.
Мы поднялись по мраморной лестнице в бельэтаж. На массивной дубовой двери была прибита ослепительней! медная табличка: «Николай Николаевич Пробкин. Директор треста «Красноватый шик». Немного пониже была табличка: «Образцовая коммуна имени Октябрьской революции» и «Без доклада не входить».
Дверь растворилась, и перед нами предстал удивительный Пробкин. На нем была грубая, засаленная блуза, ил под раскрытого ворота которой выглядывало хорошее белье и полосатый галстук бабочкой.
— Гляди, — сказал Саша, — это и есть замечательный Пробкин.
Пробкин скромно опустил глаза.
— Ну уж, и замечательный! Я что, я ничего. Живу себе помаленьку… Коммунально, коллективно, так сказать, мн основе точного учета и кооперации. Ничего личного. Нее общественное. Очень просто. Прошу убедиться. Например, общественное питание. Пожалуйста, госп…
На
Пробкин самодовольно снял пенсне и повел нас дальше.
— Пожалуйте. Клуб имени Октябрьской революции. Прошу убедиться. Пианино. Видите надпись: «Музыкальная секция». Затем небольшая марксистская библиотечка. Станюкович, Метерлинк, Мамин-Сибиряк, Надсон и все такое. Исключительно издания Маркса. Попугай в клетке. Аквариум с золотыми рыбками — зоологическая секция. На столе журналы… хе-хе! Все как полагается. Здесь члены коммуны могут проводить свое время в приятном и полезном отдыхе…
— Эт-то удивительно! — воскликнул экспансивный Саша.
Пробкин скромно улыбнулся.
— Пожалуйте дальше. Детский дом и ясли. Видите — детишки. Так сказать, цветы жизни. Это старший — Коля, а это маленький — Ванюша. Коля, шаркни дяде ножкой. Все в папашу Вот думаю переименовать старшего в Крокодила, а младшего в Секретаря. Дети получают прекрасный уход, чистое белье и отличную пищу Детским домом заведует моя жена. Симочка, поди-ка сюда! Тут экскурсанты пришли… Она же и кормилица… хе-хе! По совместительству, так сказать. Ну, да ничего не поделаешь. Коммуна, знаете ли, маленькая, штат не особенно увеличишь.
Мы пошли дальше.
— Вот, пожалуйста! Обращаю ваше внимание: коммунальная кухня. А вот и секретарь ячейки нарпита. Здравствуй. Степан!
Монументальный повар в белом фартуке и колпаке степенно поклонился товарищу Пробкину.
— А что у нас, братец, сегодня на второе?
— Осетрина Макдональд и котлеты а-ля Коминтерн.
— Дальше, господа, ледник, кладовая, погреб, продовольственный склад и т. д. Это не так интересно. Затем еще есть местная ячейка женотдела. Опять же моя жена и ней орудует. Потом общая спальня для административного персонала. Ванная и так далее.
— А ты не верил, — шепнул мне Саша.
— А теперь, товарищи экскурсанты, не желаете ли закусить чем бог послал? Даша, поставьте два лишних коллективных прибора.
Пробкин торжественно подвел нас к закусочному столу.
— Рекомендую перед обедом. По рюмочке. У нас, знаете ли, вообще этого не полагается, но для дорогих гостей…
После сытного коммунального обеда, прощаясь с секретарем коммуны имени Октябрьской революции, я спросил:
— Скажите, товарищ, а много у вас в коммуне членов?
— О, сущие пустяки! Я, жена и двое детей, не считая швейцара и ячейки нарпита.
— Гм! А ячейки РКП у вас, товарищ, нету?
— Хи-хи! Помилуйте! Для чего нам эта ячейка? У нас, знаете ли, главным образом детишки…
— Ага! Ну, в таком случае, конечно.
— Милости просим в следующий раз. Чем бог послал…
— Спасибо, спасибо! Товарищ Пробкин. мы очарованы вашим учреждением. Даю вам слово, что по возвращении домой я непременно сделаю подробный доклад о посещении вашей удивительной коммуны.