Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Ваше Величество, Ее Императорское Величество в полной безопасности.
— А… а ребенок?
— Мальчик, Ваше Величество.
— Да, конечно, но с ним все в порядке?
Ребенок лежал на ковре, будто всеми забытый. Лежал неподвижно и казался мертвым. Могу себе представить, какие мучительные мысли промелькнули в этот момент в голове Наполеона, но он наблюдал молча с непроницаемым лицом, как один из докторов шлепал ребенка, другой растирал его нагретой фланелью. Акушер вспомнил о коньяке и влил несколько капель в горло ребенка. Больше ничего не потребовалось. Сын Наполеона ожил в руках акушера и испустил внушительный вопль. Довольный, вне
— Господа! Среди нас новый король. Мой сын — Римский король!
Словом, боги были милостивы к Наполеону. Он пригласил меня (заметьте: пригласил, а не приказал явиться) в Париж на крестины, но, боясь оставить Мюрата без надзора в Неаполе и зная, что новый военный министр едва ли захочет или сможет сдерживать его в мое отсутствие, я отказалась под предлогом болезни.
— Я сам поеду, — заявил неожиданно Мюрат, — как твой представитель.
— Без приглашения? — спросила я.
Он взглянул на меня с какой-то хитростью, свойственной душевнобольным.
— Разве Бог приглашал трех мудрецов в Вифлеем?
— Но, по крайней мере, Бог направлял их стопы.
— Тогда можно сказать, и меня направляет Бог.
— Ты хочешь засвидетельствовать свое почтение Римскому королю? — поинтересовалась я, уступая Мюрату.
— Никакого почтения никому! Трижды мудрый Мюрат едет в Париж требовать свои права.
Мюрат уехал полный надежд и уверенный в себе, но в Париже Наполеон целыми днями избегал его. Наконец, холодно приняв Мюрата, он сделал ему выговор за жестокое обращение со мной и приказал вернуться в Неаполь. Мой муж попытался обсудить проблему Сицилии, даже умолял, но Наполеон отказался слушать.
— Ваше Величество, я человек действия, — проговорил Мюрат в бешенстве. — Чтобы моя жизнь имела смысл, я должен действовать.
— Действовать вам придется, — заявил Наполеон загадочно, — но в другом направлении и в избранное мною время.
Мюрат подумал, что Наполеон имеет в виду Англию. Он недавно вернулся из поездки в военный лагерь возле Булони, где вид английских военных кораблей, курсирующих намеренно в непосредственной близости от французских берегов, привел его в ярость. То был ответ англичан на континентальную блокаду — постоянная и дерзкая морская блокада.
Таким образом, Мюрат вернулся в Неаполь, выслушав упреки и полуобещания относительно активных действий в будущем. На какое-то время он почти повеселел и в мечтах видел себя уже во главе кавалерийских отрядов, мчащихся от Дувра на Лондон. Затем он стал подозревать, что Наполеон просто надул его, желая держать на привязи. Примерно в это время Мюрат, король Неаполитанский, издал специальный декрет: каждый француз, состоящий у него на службе в Неаполе, должен превратиться в натурализованного итальянца, в противном случае он будет немедленно уволен. Наполеон пришел в неистовство и отменил декрет, как только о нем узнал. Он также написал Мюрату сердитое письмо, копию прислал мне. Мюрат-де должен всегда помнить, что он французский король, да и то лишь благодаря тому, что женат на одной из Бонапартов. Теперь уж вышел из себя Мюрат и попытался сделать меня пленницей дворца Казерта. Как всегда, хорошо информированный, Наполеон направил в Неаполь специальный отряд для охраны меня, и только меня. А в письме Мюрату он заявил: «Если вы желаете отречься в пользу вашей жены, то вы свободны так поступить и предоставьте мне возможность использовать вас в другом качестве». Последние слова заинтриговали меня. Все-таки
Так обстояли дела в Неаполе, когда Наполеон вызвал меня в Париж. «Ты мне очень нужна, приезжай без промедления», — писал он. Это был приказ, не приглашение, но в любом случае любопытство мое значительно усилилось.
Кроме того, я больше не боялась оставить Мюрата в Неаполе без надзора. Наполеон ужесточил свой контроль, и Мюрат помог ему это сделать своим несвоевременным и нелепым декретом. Теперь ни один французский офицер уже не стал бы подчиняться Мюрату, если бы тот, вопреки желаниям Наполеона, приказал начать высадку на Сицилии.
И вот, сожалея только о том, что приходится оставлять детей в Неаполе — на этом настоял Мюрат, и закон в данном случае был на его стороне, — я, послушная сестра и королева-марионетка, выполняя распоряжение Наполеона, вновь отправилась в Париж.
Глава четырнадцатая
Слишком занятый, Наполеон не смог принять меня в день моего приезда в Тюильри, но было приятно узнать от Меневаля, что он предоставил в мое распоряжение Цветочный павильон и мои прежние апартаменты. Конечно, королеве Неаполитанской пристало занять столь прекрасные помещения, но я тем не менее чувствовала себя польщенной. Наполеон явился ко мне неофициально в Цветочный павильон в следующий полдень, и меня сразу поразили произошедшие в нем перемены со времени моего последнего пребывания в Париже. Походка сделалась более медленной. Он заметно погрузнел, а ноги, напротив, похудели. Но бросался в глаза солидный живот, который скорее походил на большое брюхо. Редеющие волосы подстрижены коротко, словно для того, чтобы скрыть их быстрое поредение на висках и на лбу. Однако глаза по-прежнему искрились кипучей энергией. Он расцеловал меня в обе щеки, назвал «дорогой Каролиночкой» и сказал, как рад, что я откликнулась на его приказ так быстро.
— Но… я очень вам нужна, — заметила я. — Вы сильно удивили меня. Для чего я могла вам понадобиться, когда первостепенную роль в вашей жизни играет императрица?
Наполеон хитро улыбнулся и упал в кресло, но тут же вскочил как ужаленный, в глазах сильное страдание.
— Наполеон? — с тревогой спросила я.
— Шишки, — прохрипел он.
— Шишки?
— Или ты настолько изысканного воспитания, что называешь это геморроем?
— Неприличная тема, — заметила я, вовсе не думая шутить.
— И до неприличия болезненная. К счастью, Корвисар успешно лечит. Приступы все реже и реже. Должен его как-то вознаградить. Если бы я был королем Англии, то посвятил бы его в рыцари шишек.
С кривой усмешкой на устах Наполеон осторожно опустился в кресло, вздохнул с облегчением и расслабился.
— Я была вам очень нужна? — вновь спросила я.
— Вы нужны мне в социальном качестве.
— В социальном качестве? — повторила я еще в большем замешательстве.
— Мне нужны также Полина и Элиза, — пробормотал он.
Как объяснил Наполеон, он собирается несколько месяцев праздновать рождение сына. Для организации балов и торжественных приемов он созывает сестер в Париж. Все это должно, мол, создать на протяжении зимы общее настроение беззаботного веселья, произвести впечатление, что император, отказавшись от дальнейших захватнических проектов и планов, наслаждается атмосферой семейного счастья.
— Но зачем? — спросила я.