Валерий Воронин - преждевременная звезда
Шрифт:
Тот матч, на котором Валерий присутствовал в качестве почетного гостя, «Торпедо» проиграло «Шахтеру». Что же — проигрыши случались и при Воронине. Разница была лишь в самоощущении — уходил он в сборную из команды — прошлогоднего чемпиона, а вернулся в клуб, привлекающий зрителя громкими именами (Стрельцов, к тому же, разыгрывался — и разговор о привлечении его в сборную не раздражал начальство, а вынуждал искать пути, чтобы сделать его поскорее «выездным»), но по игре никак не претендующий ни на повторение успеха, ни на приближение к нему. От Воронина ждали чуда — не чуда, но влияния на происходящее в команде или с командой. А он выглядел безучастным или, может быть, просто усталым. В конце сезона в нем тоже вдруг почувствовалась осуждаемая им в Стрельцове «дремотная Азия», когда уровень
В игре лиги чемпионов против миланского «Интера» мяч, отскочивший от Воронина, влетел в сетку — Валерия никто не винил, а итальянские газеты, оценивая печальный для «Торпедо» эпизод, называли его не иначе, как великим Ворониным. Он сыграл на своем уровне, однако, если бы не досадный штришок, Валерия, пожалуй бы, и не вспоминали в связи с безусловно историческим для «Торпедо» состязанием — ведь маловыразительные весь сезон во всесоюзном турнире, они сыграли на равных со всемирно авторитетным клубом. И засчитай рефери Ченчер из ФРГ гол Бреднева, а мы по телевизору ясно видели, что мяч от перекладины опустился за линией ворот, — автозаводская команда прошла бы в следующий тур: «Интер» славился не атакой, а защитой, их тренер Эленио Эррера был признанным специалистом оборонительных построений… Перед матчем в Риме Бородин (директор ЗИЛа возглавлял делегацию) и Вольский взяли на себя ответственность за первый после заключения выезд Стрельцова за рубеж. Но волнения не прекращались, кажется, до мгновения, когда самолет пересек государственную границу. Опытный Озеров сидел около иллюминатора — и он-то и «прокомментировал» Стрельцову: «Все, Эдик, теперь ты выездной!»
Стрельцову за матчи с «Интером» отдали должное, но Эррера (футбольные люди запомнили этого тренера с боксерским носом, живого и словоохотливого, по прошлому приезду в Москву, когда он приезжал накануне матча сборных СССР и Испании, не состоявшегося по политическим причинам, тем не менее, сеньор Эленио посетил ресторан гостиницы «Метрополь», где должны были поселить его футболистов, и попробовал даже прованское масло), подводя итоги, осторожно заметил, что Эдуарда не вполне понимают партнеры по атаке, не приученные к столь интеллектуальному футболу, предлагаемому им лидером.
Вместо Валентина Иванова в Риме на поле вышел Валентин Денисов. В середине сезона он вернулся в «Торпедо», забив в первом же матче гол. Денисов не слишком хорош был физически, но комбинационный дар, не востребованный в ЦСКА, проявился в «Торпедо», как будто Валентин никуда и не уходил. А место для него освободилось — Марьенко распрощался с Батановым, не «отдав», впрочем, Бориса в «Шахтер», куда замечательного, хотя и тридцатидвухлетнего игрока, что называется, отрывали с руками. Но зачем же было усиливать конкурента? Случай с Мещеряковым не забылся…
Денисов, пожалуй, произвел наиболее сильное впечатление на испанского тренера. Он говорил, что когда увидел в московском матче Щербакова вместо Денисова, сразу успокоился — и ничью нулевую «Интер» в ответной игре свел элементарно.
— 22—
Много лет спустя, когда и Воронин, и Стрельцов, оказавшись в стороне от большого футбола, будут переживать не лучшие для себя времена, они случайно встретятся в районе Автозаводской — Эдуард уже переедет в дом, где внизу магазин «Людмила» возле Курского вокзала, а Валерий места жительства не переменит, лишь переедет из дома в дом… Рассказывает Стрельцов: «Вижу стоит Валерка с двумя какими-то ханыгами — пиво пьет, морда вот такая (пожалуй, он мог бы изобразить Воронина, прибегнув к более экономной жестикуляции). Я ему говорю: иди домой! А он: мне дома нечего делать. Я прямо возмутился: как это нечего? Супу разогрей, водочки вынь из холодильника, телевизор включи! Мишке помоги уроки сделать! Как это нечего делать дома?»
Эдик не захотел вдаваться в нюансы — он по натуре своей был домашний человек. Тот рассказ про Воронина он и закончил фразой: «У меня есть дом — и я рад тебя в нем принять».
Я
И я не могу в точности воспроизвести обстановку, в которой стало ему почему-то неуютно. И вообще я без большой охоты лезу в его семейную жизнь — ворошу былое. Мне, наверное, трудно быть объективным, когда пытаюсь понять его жену Валю — она, я уже говорил, не любила меня. Я бывал, на ее взгляд, виновником загулов мужа. Но в один из таких загулов я ей искренне посочувствовал. Мы откуда-то приехали ко мне на Лаврушенский: Миша Посуэлло с нами что-то праздновал, еще кто-то… Валерий позвонил домой — и слышен стал в ночной тишине горестный Валин голос из телефонной трубки: «Валера, стань таким человеком, каким ты был всегда!» Позднее защитники Воронина обвиняли в разных грехах Валю — я не располагаю собственной информацией и ни в чем не могу укорить ее: слышу по-прежнему, а прошло тридцать шесть лет, убитый женский голос в трубке и чувствую себя виноватым, хотя в такой же степени и перед собой виноват, и перед всеми.
Журналисты два сезона подряд признавали его номером один в стране, прежде всего за умение сыграть на любой позиции…
Но летом шестьдесят шестого года Валя родила Катю. Воронин стал отцом двоих детей. И жаловаться на ненадежность тыла, без чего большой футболист невозможен, он никаких основания не имел…
— 23—
Сразу после чемпионата мира он купил на премиальные деньги экспортный вариант черной «Волги» — в двадцать семь лет он впервые сел за руль, вряд ли воображая, на какое заминированное поле въезжает на своей новой игрушке.
— 24—
Николай Петрович Морозов — заметный в послевоенных сезонах торпедовец — заканчивал свою футбольную карьеру в клубе Василия Сталина ВВС. Ушел туда вместе с одноклубником — легендарным вратарем Анатолием Акимовым.
У меня создается впечатление, что все, кто принял приглашение Василия Иосифовича — а ведь отказались перейти в его команду и дружившие с ним динамовцы Бесков и Якушин, не уговорил он и спартаковца Симоняна — и стал игроком ВВС, обрели организационные и карьерные навыки: не потерялись в дальнейшей жизни. Возможно, происходило это и оттого, что принимали приглашение люди зрелые, на сходе из большой игры, не столь и склонные к авантюризму, как могло бы на первый взгляд показаться. Переход в команду Василия Сталина в чем-то напоминал нынешние отъезды в заграничные клубы. Люди предпринимали самостоятельные ходы ради обеспечения себя на черный день, почти неминуемый для спортсмена.
Николай Петрович Морозов незаметно доиграл в команде ВВС — и в родном «Торпедо» появился как тренер — сменил уже тогда имевшего прочную репутацию Маслова. Он, будем думать, сам осознавал, что тренерским даром предшественника не обладает, но под его руководством поиграл, с программой «Деда» был хорошо знаком — и постарался реализовать свои организационные навыки. Плохого впечатления о себе не оставил, но, конечно, показался пресноватым в сравнении со сменившем его Бесковым, который жаждал перемен.
И все же тренерский авторитет Николай Петрович приобрел, если никого не шокировало решение выдвинуть его в сборную вместо Бескова, безвинно отстраненного за политическую подоплеку проигрыша испанцам в финале Кубка-64. Константин Иванович за два года работы — причем работы чрезвычайно впечатляющей, при том, что команду он готовил «на вырост», к Лондону — организовал сборную с наиболее перспективной игрой за всю историю. Составы, может быть, и в прежние годы были ничуть не слабее, в отдельных линиях, пожалуй, и посильнее. Но игры столь высоко — и, повторяю, с просматриваемой перспективой — поставленной никогда прежде, ни потом в отечественном футболе не было.