Валькины друзья и паруса

Крапивин Владислав Петрович

— Это другой альбом! — почти крикнул Валька.

— Ну и что же? — спросил Юрий Ефимович, поворачиваясь лицом к классу и открывая первый лист. На первой странице был неинтересный и совсем случайный рисунок — портрет соседского кота Яшки. Но дальше…

Дальше было то, что Валька очень берёг. Особенно на последней странице, где он ещё не совсем закончил рисунок мальчика и шхуны.

От обиды стало горячо в горле и глазах. И Валька заговорил торопливо и отчаянно:

— Я ведь ваши картины не разглядываю без спросу! Отдавайте…

Не имеете права!

Он не знал, пишет ли Чертёжник картины. Но Юрий Ефимович вдруг резко задержал руку, так и не перевернув лист. И, видимо, почувствовал, что действительно не имеет права, чуть побледнел и положил альбом на край стола.

— Хорошо. Допустим… — сказал он («хор-лошо» — получилось у него). — Но ты тоже не имеешь права являться на урок без необходимых вещей. Работы на вырванных листках я не принимаю. Будь любезен, дай дневник, я напишу, чтобы родители проверяли твой портфель. А заодно поставлю двойку.

— Дневника нет, — с облегчением сказал Валька. Альбом был спасён, и всё остальное казалось неважным.

— Тоже забыл? — поинтересовался Юрий Ефимович.

— Да.

На самом деле Валька не забыл, а оставил дневник дома специально, потому что не успел его заполнить.

— Поразительная рассеянность, — усмехнулся Юрий Ефимович.

— Можете проверить, — сказал Валька.

— Проверять я, очевидно, тоже не имею права. Но я могу написать твоим родителям записку… Впрочем, я боюсь, что из-за твоей забывчивости ты не вспомнишь о ней дома. Может быть, её передаст кто-нибудь другой?

Он без особой уверенности обвёл глазами класс. И тогда случилось непонятное. Просто дикое. Поднялся Сашка Бестужев и лениво сказал:

— Давайте, я передам. Мне по пути…

И удивительно, что ничего не грохнуло, не сломалось. Так же солнце блестело на партах, так же смотрел с портрета Максим Горький. Прогудел самосвал за окном… Почему кругом так спокойно, когда совершается измена?

И сам Валька остался спокоен. Не дрогнул, по крайней мере. Только холодно как-то стало и тоскливо.

— Предатель, — тихонько сказал Валька.

Кое-кто услышал это слово. Юрий Ефимович, во всяком случае, услышал. Он перевёл взгляд с Бестужева на Вальку и предложил:

— Ты, Бегунов, отправляйся в коридор. В классе тебе всё равно делать нечего, — и сел писать записку.

Валька вышел, сел на подоконник и прижался плечом к холодному стеклу. Зачем Сашка это сделал? Неужели такой сильной была вчерашняя обида и Сашка захотел отомстить? Да разве так мстят! Это всё равно что ножку из-за угла подставить, подлое такое дело!

Или Сашка подумал, что Валька побоится сам передать записку, и решил отучить его от трусости? Дурак он тогда, только и всего. Но нет, Сашка не дурак. И значит — предатель.

Если бы вчера Вальке сказали, что Бестужев предаст его, он бы засмеялся. Ни за что бы не поверил. Ну, а если бы поверил, то, наверно, места бы не нашёл себе от такого горя. Почему же

сейчас он так спокоен? Может быть, потому, что всё равно ничего уже не поделаешь?

Звонок резанул по ушам, но Валька не двинулся. Надо было подождать, когда Чертёжник уйдёт из класса. Подскочили двое ребят из шестого, чтобы выяснить, в каком настроении Петька Лисовских и поможет ли он им решить задачки по физике. Пятиклассник Лисовских был членом физического общества во Дворце пионеров.

Юрий Ефимович, не взглянув на Вальку, прошёл в учительскую. Сразу же выскочил в коридор Бестужев.

— Валька, слушай…

Было просто удивительно, как у него после такого дела хватало наглости лезть с разговорами. Валька пожал плечами и повёл к Петьке шестиклассников.

— Валька… — сказал за спиной Бестужев.

Может быть, в другой момент Вальку остановил бы этот Сашкин возглас. Но сейчас Валька его даже не услышал. С порога он увидел, как Зинка Лагутина листает его альбом, который учитель оставил на столе.

И тут словно взорвалась в Вальке бесшумная бомба. Он прыгнул к столу и размахнулся, чтобы выбить альбом из Зинкиных рук. Но ей, Лагутиной Зинке, видимо, не было дела до Валькиных переживаний. Она, как коза, отскочила к доске, показала язык и начала вертеть альбом над головой.

Было смешно и, пожалуй, бесполезно гоняться за Зинкой. Валька сдавленно сказал:

— Отдай.

Зинка продолжала улыбаться.

— Ну… — сказал Валька.

Класс, почуяв серьёзное, затихал. Зинка вроде бы тоже поняла, что сейчас не до шуток. Но, наверно, какой-то вредный бес сидел в ней и мешал просто так расстаться со своей добычей. Зинка стрельнула глазами в сторону двери. Валька успел перехватить её взгляд. Они бросились к выходу вместе, но Валька успел заслонить дверь, и Зинка прижалась к косяку.

— Врежь ты ей, Бегунов, — посоветовал Петька Лисовских.

Валька близко увидел Зинкины глаза — испуганные и злые. Он рванул альбом. Зинка выпустила и прижалась к косяку.

Наверно, ничего бы не случилось, если бы Анна Борисовна вошла в класс минутой позже. Зинка успела бы прийти в себя, Валька спрятал бы альбом и успокоился. Но именно сейчас, когда Зинка затравленно моргала и готовилась зареветь, Анна Борисовна возникла на пороге и пожелала узнать, что здесь происходит.

— Я тебя спрашиваю, Бегунов.

— Ничего не происходит, — сказал Валька, тяжело дыша. — Очень много любопытных для одного раза.

Он совсем не думал про Анну Борисовну, когда так говорил. Он думал о тех, кто интересовался его альбомом. Но ведь она этого не знала. И Валька увидел, как сжались её губы.

Лагутина тихонько захныкала.

— Перестань, — сказала Анна Борисовна. — После уроков во всём разберёмся. — И громко добавила: — После занятий никто не уходит домой. Кого не будет на классном собрании, тот завтра в школу без родителей пусть не является. Прошу это запомнить!