Валькирии Восточной границы
Шрифт:
Особенно отвратительна была мысль о смерти в «Подземной Тюрьме». Мысли о том, как она задыхается под тысячами цзинями земли, которые сжимают ей грудь и раздавливают череп в то время, как она даже крикнуть не может… проклятый Лю!
Но и ослушаться приказа Большого Брата в бою она не смеет. Наверное, она перегнула палку с этим ударом по лицу, но ведь старый дурак просто-напросто губил всех в прямых атаках, неужели он не видел, что русский — неуязвим для прямых атак?! Проклятье. Проклятье!
Она мотает головой, выкидывая злость и отчаяние из своего сердца. Если ей суждено сегодня погибнуть — пусть. Никто не скажет, что Род Цин и сестры-близнецы — не следуют своему долгу. Ее смерть на самом деле даст Лине немалый
Она падает на землю, расслабив ноги в коленях, смягчая удар и тут же — ловко подхватывает взлетевшую секиру в правую руку.
— Эй ты! — кричит она этому чудовищно сильному воину Страны Голода, радуясь тому, что в свое время выучила этот варварский язык: — дальше ты не пройдешь! Я, Лана, Мастер Секир «Север-Юг» из рода Цин — вызываю тебя на поединок! — она отставляет ногу в сторону и одним движением — сбрасывает с себя меховую шубку. Она не чувствует холода, хотя пар белыми облачками вырывается из ее рта. Но сейчас не время мерзнуть. Одним движением она распарывает лезвием секиры свое шелковое одеяние, распарывает до самого бедра, это даст ее ногам больше свободы в бою. Меховая одежда лежит на снегу, ее платье распорото, демонстрируя голую ногу до самого верха бедра. Если она хоть что-то понимает в мужчинах, то он приостановится. Пусть ненадолго, но все же… всего лишь взгляд. Ей больше не надо.
— Если ты одержишь верх надо мной — я, сестра Лана из Цин — стану твоей наложницей! — выкрикивает она, чувствуя, как краска приливает к лицу. Стыдно, очень стыдно, но надо! Ей надо, чтобы чужак — остановился. Ей надо — задержать его. На минуту. Лучше, если на две. Дать магам земли и Мастеру Лю Цину — время, чтобы сформировать заклятие «Подземной Тюрьмы Сотен Вечностей», запечатать этого грозного врага в тысячах и миллионах дзиней земли, утащить его глубоко под землю… и ее вместе с ним. Что может сделать самый сильный и неуязвимый противник в подземном царстве? Даже если он бессмертен? Скучать, проживая сотни тысяч лет запертым без общения, без возможности увидеть солнечный свет? И потом — если он все равно заперт внизу, какая разница, жив он или нет? Мир будет жить, птицы будут петь, женщины будут рожать детей, а мужчины — продолжать свои дурацкие войны… только без него. И без нее.
— Наложницей? — наконец откликается чужак, стоящий напротив нее, и она чувствует, как от облегчения у нее слабеют коленки. Он заговорил с ней! Это значит, что он не отбросит ее одним ударом в сторону, ломая все кости и превращая в еще одну тряпичную куклу на грязном снегу. Это значит, что у нее есть время! Пусть всего на две-три фразы, но он остановился!
— Зачем мне наложница — ворчит чужак: — скажи спасибо своему богу, что Мария Сергеевна лишь легко ранена. Какого черта вы тут устроили? Нельзя было бортами разойтись? Надо было напасть обязательно? И ты… — он смеривает ее взглядом: — прямо такая крепкая?
— Не надо меня недооценивать! — выпрямляется она, словно ее хлыстом по спине вытянули. Гордость рода Цин не дает ей прогибаться перед чужаком, тысячи лет рода говорят в ней сейчас!
— Я — Мастер парных секир «Север-Юг» из рода Цин! Старшая сестра Лана! — говорит она, умалчивая что старшая она всего на пять минут. Лина яростно отстаивала свое право быть старшей, но мама всегда говорила, что Лана родилась раньше, так что… да, она — старшая сестра. И как таковая — должна исполнить свой долг. И сейчас ее долг — задержать чужака на месте, отвлечь его…
— Меня зовут Владимир. Володя. Гвардии лейтенант Уваров Владимир Григорьевич. — представляется чужак: — это все? Или надо еще какие-то церемонии
—…ээ… да! — находится Лана. Она предельно ясно понимает, что хочет сказать чужак своим «перед тем как». Перед тем, как он ударит ее в голову и ее череп расколется на десяток кусочков, а мозги разлетятся по сторонам, украшая снег красно-серыми ошметками. Перед тем, как он перешагнет через ее остывающее тело и обратит свой взгляд на то, что осталось от Экспедиционного Корпуса принца Чжи… перед тем, как убить остальных, убить ее младшую сестренку, например. Или Лю Цина, старого хрена, которого совершенно не жаль. Самого принца Чжи, которого ей сейчас тоже не жаль. Но допустить чтобы этот чужак убил Лину, пробил ей голову своим страшным ударом, а потом стряхнул с руки как перчатку — она не может.
Мысли лихорадочно мечутся у нее в голове, он же издевается над ней! Или… нет? Он и правда спрашивает, есть ли церемонии перед поединком? Стоит ли обмануть чужака и сказать, что поединок не может состоятся, если предварительно не провести чайную церемонию по правилам Императорского Дворца? Или придумать свой собственный ритуал? Главное же сейчас — задержать его тут, пока позади сотни магов земли — формируют заклятье… придумать! Придумать что-нибудь! Обмануть, запутать…
— Обычно — нет никаких церемоний — признается она, вдруг поняв, что не хочет обманывать чужака. По крайней мере — не сейчас, не перед свой собственной смертью.
— Но мне бы хотелось знать — зачем ты все это делаешь. Я сражаюсь чтобы защитить свою сестру. Чтобы род Цин мог гордиться мной. Чтобы моя сестра осталась в живых и стала той, о ком слагают легенды. — продолжает она. Почему-то сейчас слова Сунь Цзы о том, что война — это путь обмана — не находят отклика в ее сердце. Может быть война — путь обмана, но смерть — это ультимативная истина. Конечная и абсолютная правда. Перед лицом смерти можно соврать… но какой в этом уже смысл? Еще несколько десятков секунд и над ними сомкнется купол «Подземной Тюрьмы Сотен Вечностей», замкнется и потащит их вглубь, вниз, туда, откуда нет возврата. Говорят, что эта печать в конечном итоге доставляет несчастных, попавших внутрь — прямиком в подземный ад, минуя все «Десять судилищ». Вэнь Диюй Цзи в своей сутре вопросов об аде упоминал что в шестьдесят четвертом, самом нижнем уровне ада — находятся те, кто был заключен туда таким заклятьем. Несчастные души, у которых нет шанса на перерождение, те, кто обречен на вечные страдания…
— Ом мани падме хум… — пробормотала она себе под нос, готовясь к неизбежному: — милостивая Гуанинь, Авалокитешвара, Созерцающая звуки, милосердная Бодхисаттва Южных Морей, держащая ветку ивы и нефритовое ожерелье, стоящая на спине дракона Запада, прими мою душу на свой уровень Подземного Ада, который ты превратила в рай своим присутствием…
— Я сражаюсь, потому что сражаюсь — пожимает плечами чужак: — вы напали первые. А у Марии Сергеевны откат на воскрешение из павших. Если бы она умерла здесь, она бы умерла окончательной смертью. А если бы она умерла окончательной смертью — я бы очень разозлился. — говорит он и Лана понимает два смысла, два послания в его речи. Первое — он уложил, разорвал, пробил насквозь и побросал изломанными тряпичными куклами на снег почти четверть боевой силы магов Экспедиционного Корпуса и при этом даже не был зол. Что же будет, если он разозлится? Каковы пределы его гнева? И второе… Тигрица Страны Голода, героиня Восточного Фронтира — его женщина. Почему-то внутри у нее что-то укололо ее сердце. Ревность? К кому, этому северному варвару? Нет, скорей к Тигрице Страны Голода, и к ее вечной сопернице — Волчице Шаоци, которой повезло остаться в обозе по приказу принца Чжи. Вот все у них лучшее, все они умеют, всех они побеждают, и даже мужчины у них… такие. Она чувствует дрожь земли под ногами и понимает, что печать Подземной Тюрьмы Сотни Вечностей — готова.