Валькирия в черном
Шрифт:
А потом сразу появились кадры палат местной больницы – пустые койки и растерянные, испуганные лица врачей.
– Вот мы и подошли к эпизоду по Электрогорску. Именно здесь она получила прозвище «Отравительница детей». Уже после ареста, конечно, – Белла Григорьевна сняла очки. – Какая же тварь… гадина… А мы теперь сидим и смотрим на ее художества. Пленку сто лет под замком храним. Она дала яд таллий детям. Отравила ядом. Семь подростков скончались в этом лагере «Звонкие горны», куда она устроилась учительницей физкультуры летом 1955 года.
Никто из сидящих в просмотровой не произнес ни слова, пока шли кадры опустевших больничных палат. Затем снова возникли кадры лагеря –
Съемка пионерского лагеря производилась погожим солнечным днем, но уже осенью – видно, где-то в сентябре. Сквозь листву камера брала крупным планом сочные тяжелые гроздья рябины – багряные, но на пленке черные.
Все казалось черным, одетым в траур.
– Когда же мы увидим ее? – спросил Тим Марголин.
– Сейчас. Вот смотрите. Какой была Любовь Зыкова.
Крупный план. Женщина. Блондинка. В пестром летнем платье по моде пятидесятых годов – с юбкой солнце-клеш. И короткая безрукавка – болеро.
Женщина сидит на стуле. Свет ярко направлен ей в лицо, но она не отворачивается ни от света, ни от камеры.
Затем со светом что-то делают, регулируют его там, в кадре, чтобы он не бил в глаза, не слепил – ни ту, которую снимают, ни тех, кто смотрит кинохронику.
Женщина в кадре смотрит прямо на вас.
Женщина тридцати с лишним лет – крашеная блондинка с завитыми волосами смотрит прямо на вас.
Самый крупный план дает камера.
Любовь Зыкова – титры, точно высеченная надпись на гранитной кладбищенской плите.
Губы, накрашенные помадой – алой, наверное, но которая, как и все яркое на этой старой пленке, кажется черной, движутся. Она что-то говорит в кадр, на камеру.
Она что-то говорит.
И смотрит зорко и внимательно прямо в камеру, в кадр. Словно пытается запомнить… надолго, навечно запомнить лица тех, кто ее снимает, кто ее допрашивает.
Она смотрит прямо в темный кинозал на тех, кто через столько лет смотрит эту кинохронику.
Лицо бесстрастное.
Светлые глаза.
Она запоминает вас – оттуда, с экрана.
Камера дернулась, съехала вбок, уперлась в протокол допроса. Только «шапка» заполнена, остальные листы чистые.
– Она что, отказалась давать показания? – спросил представитель «Петровки, 38».
– Сначала, видимо, да. На первом допросе. Потом заговорила. Молодые люди, я закурю, вы не возражаете? – Белла Григорьевна зашевелилась в своем кресле.
– В молодости, видно, была недурна собой, – Тим Марголин смотрел на экран. – И тут даже очень фотогенична. Высокие скулы, блондинка, спортивная, раз в цирке работала.
На экране снова пошли допросы свидетелей. Новые кадры криминалистической лаборатории. Шла демонстрация процесса токсикологических исследований.
Затем возник список фамилий с указанием возраста и места работы.
– Вот видите, это список ее взрослых жертв. Сразу бросается в глаза: почти все жертвы мужчины, возраст – от 45 до 55 лет. В Ялте некто Сахно – директор продуктовой базы, в Сочи – директор ресторана, в Воронеже – начальник автобазы, в Новороссийске – моряк, в Смоленске – дантист и… вот тут и женщина, у них одна фамилия – Зелинские. Судя по преклонному возрасту, это мать дантиста. Отравила семью. Это все эпизоды, когда она давала жертвам стрихнин. Три убийства она затем совершила в Горьком – цирк туда перекочевал на гастроли, – Белла Григорьевна комментировала хронику. – Вот видите, город Горький нам показывают. Волга… Ее потом туда этапировали из Москвы на допросы,
На экране снова появились дорожки и корпуса пионерского лагеря. Гипсовая статуя горниста в центре клумбы. Возле корпусов – милицейские машины «Победы». Сотрудники в штатском и в форме.
– Следы яда таллия были обнаружены в пище в столовой.
Камера крупным планом взяла один из корпусов с надписью «Восьмой отряд».
– Все умершие подростки – семь человек из этого отряда. Школьники, возраст – четырнадцать лет, все местные из Электрогорска, учились в одном классе и в летнем лагере попали в один отряд.
– А причина? Какой мотив, за что она их отравила? Какой мотив, что она отравила столько людей? – спросил представитель пресс-службы Питера.
– Это серийные убийства, – ответила Белла Григорьевна. – Она совершила серийные убийства. Пусть этот термин тогда не употребляли, но сути дела это не меняет. Эта женщина была маньяком. Не знаю, была ли она маньяком всегда, с самого рождения, или уже потом превратилась в чудовище. Вы спрашиваете, за что она их убивала? По фактам серийных убийств следователи, сыщики часто ли получают внятный ответ на этот вопрос?
– Нечасто, вы правы. Но почему эту пленку так засекретили? – спросила Катя. – Вы что-то говорили о позоре…
– Смотрите на экран, сейчас поймете.
Кадр.
– Что это? – хрипло спросил представитель «Петровки, 38».
– А это ее боевые награды. Орден, медали, полученные ею на войне за выполнение спецзаданий в тылу врага. Видите, тут обыск идет в ее комнате в Электрогорске. Награды изымают. Вот тут короткое пояснение для наших специалистов по поводу ее спецзаданий в тылу врага. В 1943–1944 годах под Смоленском и потом в Харькове. Под Смоленском она по заданию подполья провела акцию возмездия в офицерском клубе-общежитии. В Харькове уничтожила высокопоставленного офицера гестапо. Она дала им всем яд. Отравила их. Она работала под прикрытием, немцы знали ее как певичку и танцовщицу местного офицерского казино. Она травила и на войне, и потом после войны. Теперь вам ясно, отчего этот фильм, это дело положили в секретный архив?
Они все в темной просмотровой молчали. Стрекотал старый киноаппарат.
– Есть вещи, которые… нестерпимы, невозможны. Для сердца, для сознания, для идеалов, на которых мы были воспитаны. Мой отец воевал, ногу потерял на войне. И я не могу… – Голос Беллы Григорьевны пресекся. – Не могу принять, пусть даже я столько лет прослужила в милиции, много чего повидала, что какая-то тварь… своим злодейством и безумием пятнает собой тот святой образ, который я храню в душе, вспоминая отца-фронтовика, вспоминая все, что я знаю о войне.