Вальс бывших любовников
Шрифт:
– А на двух предыдущих ведь так же было?
– Так же. Но про отпечатки не спрашивай, в перчатках работали.
– А на одежде, на очках – ничего? Ведь должен же он был как-то одевать все это на труп? Тоже в перчатках?
Николаев посмотрел на нее почти с жалостью:
– Ты, Елена Денисовна, после замужества вообще нюх потеряла. Чего вопросы-то идиотские задаешь? Если бы что-то было, неужели бы я в отчете не указал, а?
– Вы сговорились, что ли? – возмутилась Лена. – Что вы меня замужеством попрекаете – и Паровозников,
– Ну Паровозников-то понятно…
– Алексей Никитич, может, хватит? Вы осмотр тела закончили?
Николаев покачал головой:
– Отойди пока в сторонку, мне еще минут пять – семь надо.
– А плеер?
– Вот он, – эксперт показал на лежавший на скамье рядом с телом дешевенький плеер, включавшийся как раз в момент, когда кто-то прикасался к телу.
Сейчас музыки не было, но Лена спросила:
– Опять вальс?
– Да, Дога, из «Мой ласковый и нежный зверь». Все, иди, не мешай.
Крошина повернулась и пошла к Паровозникову, который возвышался над приземистым дворником, опиравшимся на метлу и то и дело кашлявшим.
– … и вот, значит, говорю – мол, ты чего так рано, кинотеатр-то не работает еще… – говорил дворник глуховато. – А она молчит… я ее тогда за плечо… а она – раз! – и в сторону съехала… и музыка, будь она неладна… – Снова раздался кашель.
– А кто-то еще был рядом? Ну, может, мимо проходил, стоял где-то неподалеку? – спросил Андрей, переждав, пока дворник откашляется.
– Да не было никого… точно, не было. Здесь место такое – только днем многолюдно, а утром почти и не ходит никто, – объяснил тот. – Видите, какой парк заброшенный? Никому ничего не надо… – Он махнул рукой в сторону давно запущенного парка, который выглядел довольно зловеще – среди начавшей желтеть листвы торчали огромные старые ветки, совершенно сухие и похожие на причудливых чудовищ, кустарники разрослись настолько, что почти совсем перекрывали наполовину разрушившиеся старые асфальтовые дорожки, бывшие некогда аллеями. – Тут ведь даже фонаря ни одного целого нет.
– Управление зеленого хозяйства в большом долгу, – пробормотал Паровозников. – А что, отец, ты сам-то на работу во сколько приходишь?
– Да как… обычно-то в шесть подметаю уже, а сегодня вот еле встал… температура, будь она неладна, продуло, видно, на рыбалке вчера, – пожаловался дворник, вытирая вспотевший лоб стареньким полотенцем, висевшим на шее. – Так что сегодня я где-то в половине седьмого пришел.
– И пока инструменты доставал, никого тоже не видел?
– Так инструменты у меня в подсобке, во-о-он, видите, дверь коричневая? – он указал пальцем куда-то вправо, и Лена, переведя взгляд, увидела крашенную коричневой краской металлическую дверь, которая сейчас была распахнута настежь. – Вся площадка эта как на ладони.
– И вы оттуда девушку заметили? – спросила она.
– Заметил, – кивнул дворник. – Еще подумал – чего с утра-то сидит? А потом, как мести-то начал, гляжу –
– Пойду похожу вокруг, – сказала Крошина. Паровозников напрягся:
– Далеко одна не шастай… погоди-ка… Левченко! Саша! – крикнул он, и откуда-то из-за здания появился лейтенант Левченко:
– Тут я, Андрей Александрович.
– Прогуляйся с Еленой Денисовной, она хочет окрестности осмотреть, а там даже фонарей нет, зато наверняка есть бомжи и собаки бродячие.
Вместе с Левченко Лена долго бродила по заброшенному парку и вдруг остановилась, глядя под ноги.
– Смотри… – Она указала пальцем на две нечеткие борозды. – Вот оттуда убийца тело принес. Вернее, притащил – следы волочения видишь? – Лена присела на корточки и вгляделась в еле заметные дорожки. – Надо туфли ее осмотреть, скорее всего, там на задниках остались следы или частицы почвы.
– Нет, Елена Денисовна, туфли на убитой абсолютно чистые, – вздохнул оперативник. – Все протерто.
– Надо же, педант какой… – пробормотала Крошина, вставая. – Но ты ведь видишь следы?
– Вижу, – кивнул Левченко. – Четкие дороги. Похоже, в заборе дальше есть дыра – глянем?
Они двинулись вдоль следов и уткнулись в огораживавший весь периметр парка забор из металлических прутьев, оканчивавшихся коваными завитушками. В одной из секций действительно не хватало нескольких прутьев, и Саша, осмотрев оставшиеся, уверенно сказал:
– Надо звать эксперта. Видите, вот тут… – Он, не касаясь рукой прута, очертил круг примерно на уровне Лениного уха.
Крошина присмотрелась и тоже увидела маленькое ржаво-коричневое пятно на облупившейся голубой краске.
– Интересно, чья кровь, – пробормотала она, вынимая телефон.
– Точно не убитой – высоко. Она же не на своих двоих пришла, он ее явно на машине сюда привез, втаскивал через эту дыру. Скорее всего, покачнулся, равновесие не удержал и оцарапался.
– Получается, убийца не очень высокого роста, да? – задумчиво протянула Лена, рассматривая пятно и держа у уха телефонную трубку, в которой раздавались длинные гудки. – След на уровне моего уха – что он мог оцарапать? Щеку?
– Ну почему? Плечо вполне мог.
– Только если был в майке. А погода, сам видишь… Алло, Алексей Никитич, вы с телом закончили? Тогда подойдите к нам, мы тут с Левченко кое-что нашли. Да, мы у забора в правой стороне от вас. И аккуратнее, там на траве следы волочения.
Спустя двадцать минут Николаев, осматривавший прутья забора, позвал Лену, и она, подойдя, увидела, как он указывает пальцем на довольно нечеткий отпечаток ноги на узкой полоске земли между забором и тротуаром.
– Следочек. – Николаев присел и коснулся правого края следа. – Следочек левой ноги, принадлежит, скорее всего, мужчине.