Вам возвращаю Ваш портрет

Дмитриев Борис

Василий Иванович, не будь простофилей, враз догадался к чему это клонит Создатель и потому пошел на хитрый маневр. Он сделал попытку подступиться с другой стороны.

– Знаю я эти секретные телефонные номерочки, составленные из сплошных шестерок, не будешь рад, когда свяжешься. Вы лучше скажите, это правда, что Николая Романова могут в святые определить? С виду он не больно на Николая Чудотворца похож, да и на Серафима Саровского не скажу, чтобы очень-то смахивал. Что-то я никак не пойму, у Вас получается кандидатов в святые, как на цирковое представление, в порядке живой очереди записывают?

Создатель опять едва не сорвался в гомерический хохот, но отделался легким смешком, и, прикуривая папиросу, неожиданно сказал:

–

То, что вы святых между собой назначаете, дело без сомнения интересное, дорогой мой Василий, но к нам оно не имеет ни малейшего отношения. Мы подобных почестей уже давно никому не оказываем, и списки в последнее время появились слишком большие, и заслуги для нас не очень понятные. Вы по собственному усмотрению Николая Второго в святые назначите, вам всю жизнь и поклоняться ему. Нам то что, от нас не убудет. Главное, чтобы они хоть на малую толику приближали вас к чертогам Царства Небесного.

Неожиданное заявление Создателя некоторым образом сбило с панталыку комдива. Он, по простоте душевной, наивно полагал, что имена кандидатов зачисления в святые обязательно согласуют с небесами, что там не может быть места для залетных гусей. Даже в партию к большевикам не проскользнешь сквозь игольное ушко у Фурманова, а уж к лику святых случайному человеку и комариным носиком не протиснуться. Потому Василий Иванович с нескрываемым недоумением поинтересовался:

– Так выходит, что Вы распоряжаетесь только там наверху, а к земным нашим дрязгам вообще не имеете никакого причастия? Тогда хоть в курс дела немного введите, если, конечно, небесный устав позволяет. Предположим, князя Невского или отца Серафима Саровского, мы тоже по собственной воле в святые назначили. Если управились без Вашего благословения, то, согласитесь, очень несерьезно все это устроилось.

На что Всевышний назидательным тоном заметил:

– Зачем же, дружище, всех валить в одну кучу. И у нас, и у вас по-разному получается. Иногда среди вашего брата такие ревнители высокого духа являются, что и нам впору благословляться от них. Тебе же со смирением рекомендую принять, что на свете есть много чего, о чем до поры никому не открою, не то что по дружбе, но и по родственному никогда не скажу. Сколько сам подымешь, столько и понесешь, негоже человека нагружать поверх меры.

– Извините, но Вы постоянно напоминаете моего загадочного комиссара, - несколько раздраженно посетовал комдив, -стоит только дочитаться в «Капитале» до самого интересного, Фурманов сразу же ничего не знает и объяснить толком ничего не может, сплошные ребусы. Я вовсе не претендую на стратегические небесные тайны, но скажите хотя бы, вот Владимир Ильич, он в святые, по Вашему разумению, уж точно годится? Не знаю более достойного примера служения счастью всего человечества.

– Насколько я понимаю, - ответил Создатель, - никто его особенно не упрашивал беспокоиться о счастье всего человечества. Это он по собственной инициативе дурку включает. Складывается впечатление, что Ленин вроде как в фараоны намерен податься. Он уже и супругу свою, с глазу на глаз, на всякий случай Нефертиточкой величает. Для нас эта новость оказалось большой неожиданностью. Скажу под секретом, у специалистов самая лучшая жаровня без дела простаивает. Еще удивляет нас, что все как-то без размаха, довольно простенько пока у него получается, для приличной пирамиды то ли места, то ли камней не хватает. Похоже, что еще подвезут.

– Чего подвезут, Отче наш, камней или мумий, - забеспокоился комдив, - Вы можете откровенно хоть в этом наставить меня.

– Больно ты любопытен, Василий. Говорил же, что праздное знание приносит человеку одну лишь печаль. Расскажи тебе правду о Ленине, вся командирская жизнь пойдет кувырком, не возрадуешься, что шашку держать в руках научился. А вообще, в этом деле важен процесс, какая тебе разница, на чьей стороне саблей махать. Тревожишь меня по пустякам, нынче и без тебя

день не заладился. Извини, поговорим в другой раз.

Василий Иванович, окончательно запутавшись в бесконечных предположениях, нетерпеливо поднялся с ольховой коряги. Устремив цепкий взгляд в ночное звездное небо, он, в который уже раз, беспомощно пытался представить, где же все-таки обитает этот загадочный абонент. Главное, видит и знает про все. Такого контрразведчика в штабе дивизии завести, до самой победы мировой революции без лишних хлопот самым героическим полководцем будешь.

Чтобы хоть как то развеять набежавшую некстати печаль, комдив по традиции сделал несколько глубоких приседаний, под кожаный хруст обожаемых трофейных сапог. После чего, оголив навостренную шашку, совершил ряд боевых с просвистом махов, и стремительно, кистевым броском загородил в ножны клинок. Вместе с ударом клинка о ножны, у самого берега какая-то огромная рыбина саданула упругим хвостом по лунной дорожке, так что холодные капли воды оросили комдиву чело. Он, встрепенувшись, вернулся в боевую реальность, вспомнил, что у командирского шалаша остались покинутые хозяином гости и спешно заторопился наверх.

За центральным пеньком, несмотря на долгое отсутствие командира, полным ходом продолжалось веселое гуляние. Уже ординарец сидел в обнимку с хорошо захмелевшим Александром Ульяновым, пил водяру из алюминиевой кружки и что-то шкодливое, оглядываясь по сторонам, кричал ему на ухо. Уже венценосный Романов, в неприличной близости переговаривался о чем-то с возбужденной, раскрасневшейся Анкой. По всему было видно, что оставь эту парочку наедине и, как пить дать, благодарное отечество возрадуется обретением новоявленной императрицы. Более чем не по чину надравшийся денщик одиноко сидел у костра и отчаянно наяривал до посинения кошерное «семь сорок». Можете не поверить, но приблудившаяся шавка исключительно в такт пересыпала коротенькими ножками, счастливо дергалась, подвизгивала и, кажется, даже подмигивала заядлому музыканту.

Чапаеву, разумеется, не очень понравилось заварившееся в его отсутствие веселье. Такая самодеятельность бессовестным образом нарушала законную субординацию, особенно раздражало заигрывание царя с пулеметчицей. Комдив, подойдя к столу, решил немного осадить разгулявшегося императора. В конце концов, в святые его пока еще никто не определил и нечего с ним за зря церемониться.

– Ты, Николаша, губу то не очень раскатывай, - стартанул без разгона Василий Иванович, - не так-то легко, по моему разумению, в святые пробиться. Для этого, брат, большие заслуги потребуются, твоих-то, пожалуй, и не наберется. Похоже, что так и придется до скончания веков былое оплакивать, да за чужими юбками волочиться.

– Да что Вы такое буровите, - враз ощетинился преобразившийся царь Николай.
– Нравится это кому-то, а может и нет, но должна же быть божия справедливость, ведь нас всей семьей, словно блох, эти сволочи без суда и следствия перехлопали. Мы же такую лютую смерть в подвале от разбойников приняли, кого же, как не нас, следует причислять к лику святых? И учтите, не может Россия оставаться без покаяния.

– Так для своего удовольствия, эти же сволочи в святые Вас и обрядят, - бесцеремонно прокомментировал высокопарное заявление царя незатейливый ординарец.
– Это же любимая отечественная забава: сначала стрельнуть, а потом со всеми почестями в святые загородить. Случается и наоборот, сначала в святые определят, а потом с благородным гневом, аккуратненько, будто в фотографическом салоне, к стеночке возьмут и приставят. Тут, знаете ли, все решает фортуна, как кому повезет. Эх, Николай Александрович, после того, как Вы страну ни за грош просвистали, не счесть сколько семей не то чтобы как блох, словно грязь непотребную поганой метлой замели. Если всех приниматься в святые из жалости снаряжать, чего доброго небеса наверху пообваливаются, не выдержат подобного столпотворения.